Ты у меня одна
Шрифт:
Оцепенение длилось недолго. Алёна миновала барную стойку и вышла на одну из террас.
И этот дом! Господи, как можно жить в таком доме? Она бы, наверное, не смогла. Ей здесь стен не хватало — негде было спрятаться. Панорамные окна, открытые пространства. Все какое-то воздушное и хрупкое. Все как на ладони, в каком бы месте ты ни находился.
Боже, как хотелось защититься от чужих глаз, чтобы не быть у всех на виду!
Но это невозможно: все террасы прекрасно просматриваются с кухни; а что творится в гостиной, можно запросто наблюдать
К тому же, дом построен на каменистой возвышенности, почти на обрыве. К общей территории прилегала часть береговой линии. Они с Ванькой, кстати, вдоль и поперек обшарили берег и скалы. Гуляли между деревьев, нашли кустарники со странными плодами, похожими на шиповник, от которых, говорят, можно опьянеть. Съев горсть, Алёна ничего такого не почувствовала. Наверное, для этого нужно быть абсолютно трезвой, а она всю неделю находилась в легком опьянении – от бесконечной любви и бесчисленных слабоалкогольных коктейлей.
В ушах зловеще шумели волны, разбивающиеся внизу о прибрежные камни. Но Алёна была выше них. Гораздо выше этой вымощенной деревом террасы.
Разговор с Ванькой подкинул ее очень высоко, и она все никак не могла упасть, зависнув где-то под облаками.
Там ужасно холодно.
Несмотря на то что солнце, щерясь, облизывало жаркими лучами ее тело, было невыносимо холодно…
Алёна посмотрела на наручные часы. На белый циферблат, украшенный золотыми лучами, расходящимися из центра. Скоро подойдет время ужина. Повар уже готовил для них великолепные блюда. Такой забавный полноватый мужчина, сносно говорящий по-русски.
Часы… Как она не хотела принимать этот подарок! Не потому что он безумно дорогой, — не только безель был инкрустирован бриллиантами, но и часовыми метками служили драгоценные камни, — а потому что плохая примета — дарить любимой или любимому часы. К расставанию. Вот и не отпускало последние дни тревожное напряжение. И, как оказалось, совсем не зря!
Что делать теперь, Алёна не знала.
Как себя вести? Что говорить? О чем говорить…
Она даже на Вику не злилась, в таком находилась шоке от произошедшего. От короткого разговора и шауринской ярости. Он не дал ей возможности спокойно объясниться, Алёна даже не помнила, что наговорила ему в пылу.
Яркой вспышкой где-то на краю сознания полыхнули его последние слова «…с тобой не хочу!».
Вдруг закружилась голова, и поразил приступ удушья.
Вот сейчас… сейчас наконец отпустит душу этот нестерпимый холод. Раздражение, отчаяние и злость дойдут до разума. Тогда она начнет соображать. Быстрее бы начать хоть что-то соображать.
Испытывая какую-то болезненную ломоту в костях, девушка прошла к бассейну…
Шаурин вышел из душа и, не найдя Алёну в комнате, спустился в гостиную. Уже вошло в привычку всегда держать ее в поле зрения. Даже сейчас не мог по-другому.
Застал ее у бассейна. Она стояла спиной
Иван вдохнул и отвел глаза, как-то случайно уловив ненавидящий Викин взгляд, направленный на Алёну. На губах ее играла довольная и такая гадкая усмешка.
Ярость поднялась девятым валом, и Шаурин, сам не зная, зачем, шагнул в направлении Савинской. Неожиданно Гера двинулся ему наперерез. Иван вынужденно замер и тяжело выпустил из себя воздух. Наваждение чуть спало.
— Шаур…
— Отвали.
— Пойдем-ка покурим-ка, — Гера закинул руку Ваньке на плечо, второй встряхнул пачку сигарет и вытащил одну из них губами. Шаурин не двинулся с места. — Ну! Долго я буду с тобой как педик обниматься? Сейчас твоя ревновать начнет уже.
Не обнимался он, не дружески поддерживал, а удерживал стальной хваткой.
— Нормально все.
— Нормально? — щелкнул перед шауринским лицом пальцами. — Вижу я. Ушел в точку, ничего не соображаешь. Не знаю, чем тебе эта мамзель не угодила, но то, что ты задумал, это плохая идея. И я вовсе не из-за этой шлюхи переживаю.
— Нормально все, — проскрежетал Иван. — Сейчас утоплю ее в бассейне, и всего делов-то.
— Ценю твое чувство юмора. Ухахатался просто.
Ванька глубоко вздохнул и перевел взгляд на Лейбу. Тогда Гера отпустил его. Попустило вроде уже, не должен дел натворить.
Шаурин быстрыми твердыми шагами подошел к Алёне и сказал тихо, но резко:
— Возьми себя в руки, слышишь!
Девушка повернула к нему горящий взгляд. Промолчала, только нервно вздернула руку и заправила прядь волос за ухо.
— Сцены на людях устраивать не надо. Так что давай — включай улыбку. Окружающим не обязательно знать, что у нас… проблемы, — выдавил он. — Мы с тобой разберемся… может быть… когда вернемся домой. — Шаурин еще не решил, хочет ли разбираться во всем этом.
Алёна коротко вздохнула и разомкнула губы, чтобы что-то сказать.
— Замолчи! — проговорил сквозь зубы и, крепко сжав ее узкую ладонь, потянул вверх. — Просто иди со мной и молчи!
Алёна торопливо оперлась свободной рукой о плитку и вылезла из бассейна, встав на ноги. Едва успела влезть в сланцы, Ванька потащил ее к беседке, и они уселись на широкие белые качели.
Сначала Алёна сидела окаменев.
Шаурин хотел, чтобы они делали вид, что у них все хорошо. Что они счастливы.
Она скрестила руки на груди, сильнее сжав локти.
Только бы сохранить на лице подобие улыбки. Не сорваться в крик, в боль и нелепые признания. Сейчас они точно не к месту. Только бы не сорваться…
Алёна пристроила подушку у шауринского бедра и улеглась лицом к спинке, подогнув ноги в коленях. Вот так они с Ванькой будут выглядеть намного романтичнее. Прям счастливая до умопомрачения парочка.