Ты, уставший ненавидеть
Шрифт:
– Ты сжег! Ты сжег роман?! – В ее глазах плавал ужас, и Юрию тоже стало страшно – за нее. Неизбежный арест, ненависть, которую он ощущал со всех сторон, находясь на жутком судилище в актовом зале Музея, боязнь что-то забыть и оставить «малиновым петлицам» сковали, не дав вовремя придумать что-либо путное – хотя бы, что он палит черновики, а роман благополучно спрятан…
Ника плакала, собирала обгорелые листки, а Юрий застыл, не соображая, что делать. «Ты болен, болен, я знаю! Они довели тебя!» – Она кричала что-то нелепое, жалкое, и Орловскому стало казаться,
Потом она успокоилась, заговорив о том, что помнит его рассказы, что книгу можно будет восстановить, но сначала Юрию надо подлечиться, а во всем виновата она, вовремя не увидевшая, не спасшая его…
Он так и не решился сказать Нике о скором аресте: такое известие могло ее попросту добить. Надо было что-то придумать ~ и Орловский нашелся, сказав, что уже звонил Терапевту, обещавшему устроить его в клинику, куда он отправится завтра утром. Женщина успокоилась, и Юрий смог-таки уговорить ее ехать домой, обещая, что завтра он даст о себе знать через Терапевта, и с ним ничего-ничего, ровным счетом ничего не случится, и не может случиться… Он проводил Нику, сжег бумаги, а утром увидел у своих ворот двоих в одинаковых костюмах…
Наверно, Терапевт смог ей все это как-то объяснить. Он должен бь1Л помочь, ведь больше помочь Нике некому. Может, он поможет и сейчас, когда усатый мерзавец делает из ее жизни разменную монету…
Шум за окнами усиливался, гудели тяжелые тракторные моторы, но Орловский, казалось, не слышал. Он один, в плену, и ничего спасительного придумать нельзя…
– Разрешите?
Похоже, он не услыхал стука в дверь. Кто-то вошел. Юрий нехотя приподнялся с койки.
Гость был высок, широкоплеч, в длинной серой шинели с саперными петлицами. Красивое лицо портила кожа, красная, словно обгоревшая, набухшая темной кровью. На шинели Юрий заметил ромбы и широкую нарукавную нашивку… Комбриг, еще один. Этот что, пришел звать на инспекцию саперных работ?
– Добрый день, Юрий Петрович. Я, кажется, помешал?
Улыбка показалась приятной, но какой-то напряженной. Странные глаза светлые, словно застывшие. Внезапно в памяти всплыло: подземелье, палачи в черных кожанках с холодными мертвыми глазами… Совпадение?..
– Садитесь, товарищ комбриг. Чем могу?
– Можете, Юрий Петрович… Он назвал Орловского по имени-отчеству, прямо как покойный подполковник «Костя», и Юрий сообразил, что речь пойдет вовсе не о ревизии оборонительных сооружений.
~ С кем имею честь?
Снова улыбка, но уже другая, похожая на оскал. Бесцветные глаза блеснули:
– Я майор госбезопасности Волков. Вы, похоже, уже догадались: шинель дань конспирации.
– А звание? – Юрий заставил себя тоже улыбнуться. Этот Волков, похоже, решил играть в открытую. Но что им от него еще надо?
– Сразу видно штатского. Я не из НКВД, Юрий Петрович. В госбезопасности звание выше на три ранга, чем в армии. Так что по армейским меркам я комбриг. Но это к делу не относится… Я пришел задать вам несколько вопросов. Вернее, всего один…
Вот
– А почему вы думаете, гражданин сапер, что я вам отвечу?
– Ну вы же разумный человек. – Широкие плечи приподнялись и снова опустились. – Зачем вам ссориться с еще одним ведомством, причем весьма солидным. Вы ведь уже слегка знакомы с моими ребятами, правда?
Краснолицый намекал на подземелье! Нелюди с мертвыми глазами, уволакивающие жертвы в мертвую темноту… Страха не было – душу захлестывал гнев, но Юрий заставил себя молчать. Пусть спрашивает, упырь!
– Итак, вопрос: собирается ли Андрей Крапивин, он же Анх, кна-гэгхэн чугов, передать Агасферу «мэви-идхэ»?
– Агасферу? – Юрий даже привстал от неожиданности.
– Простите, Юрий Петрович, товарищу Иванову. Это его старая партийная кличка, еще с Гражданской… Итак?
Иванов – здесь? Это не особенно удивило. Но Волков назвал дхаров «чугами», их старым прозвищем, которое употребляли только враги. Выходит, он хорошо информирован…
– Вы так не любите дхаров, гражданин майор госбезопасности?
– Чугов? Да, признаться, не люблю. Впрочем, их время миновало. Теперь это просто лесные выродки, которые пытаются еще кусаться. Но я не слышу ответа.
– Отвечаю: зэка Крапивин, статья 58 через 10 и 11, не собирается передавать Агасферу «мэви-идхэ»…
Холодные глаза впились в лицо Юрия – стало муторно и противно.
– Вы говорите правду… Что ж, спасибо. Он его знает?
– Это уже второй вопрос, гражданин майор-сапер. Слыхали такой студенческий анекдот?
Волков опасен, очень опасен… Но Юрий спешил вбить клинышек в появившуюся трещину. Они не едины! Похоже, краснолицый не хочет, чтобы «ключ» попал к Иванову! НКГБ! Что ж, такое ведомство вполне способно послать боевиков в Тушино и поднять в воздух И-15…
– Анекдот я знаю. Вас же прошу ответить.
– Анх не знает «мэви-идхэ».
– Спасибо. Не буду уточнять, что о нашем разговоре не стоит распространяться…
Волков встал, собираясь уходить. Юрий решился:
– Бог троицу любит, гражданин Волков. Спросили бы-а кто знает?
– Что? – короткий, недоуменный взгляд, затем – кривая улыбка. – Считайте, уже спросил.
– Не спешите, – Юрий закурил и помолчал несколько секунд. От того, как он подберет слова, зависело многое.
– Ваше ведомство мне кое-что должно. Меня хотели убить в Тушино, затем сбить в воздухе, я открыл вам государственную тайну – а что взамен?
– Считаете, что ваши неприятности связаны с нами? Пусть будет так… Взамен? Я оставлю вам жизнь, когда вы ответите на третий вопрос, хотя у меня были другие планы. Ну и в качестве премии – если вас отдадут моим ребятам – постараюсь, чтобы вы просто умерли, без всяких последствий.