Ты всё ещё моя
Шрифт:
Так что… С моей стороны уж точно не стоит зацикливаться.
– Куда тебя отвезти? – первое, что он за сегодня спрашивает, когда мы садимся в машину.
– Домой, – тихо отзываюсь я и защелкиваю ремень безопасности. – Нужно переодеться перед парами, – небрежно указываю на свое платье.
В таком появиться в академии не могу, какой бы свободной я отныне себя не считала.
Чарушин никак мой ответ не комментирует. Заводит двигатель и выезжает со двора. Молчание между нами затягивается. В дороге оно почему-то ощущается гнетущим
Чувствую, что наши отношения изменились. Вышли на другой уровень.
Но Артем будто специально делает вид, что все по-прежнему. Я из-за этого теряюсь. Не знаю, как себя вести.
– Хочешь, расскажу, что значат эти амулеты? – выпаливаю, едва взгляд цепляется за позвякивающую под зеркалом заднего вида подвеску.
Чарушин смотрит на меня, как на сумасшедшую.
– Нет, – глухо отсекает мой порыв.
– Не интересно?
Руки на руле сжимаются, на лице играют желваки.
– Нет, мне не интересно, – голос звучит чересчур резко для безразличия. – Эта штука тут висит, только потому что я о ней забыл. Помнил бы, давно сорвал!
Больно бьет. Насквозь пронизывает грудь.
– Так сорви! – подначиваю столь же эмоционально.
Кровь не бежит по венам, а толкается, словно кипящая смола. Наполняет тело огненной тяжестью.
Чарушин же агрессивно стискивает челюсти, весь в лице меняется – еще таким злым его не видела. Хватается за подвеску и яростно дергает ее вниз. Мелкие детали, которые я когда-то с такой любовью собирала для него, с дробным грохотом разлетаются по салону.
Я рвано вздыхаю. Торможу все функции, чтобы справиться с резкой вспышкой боли. Но не справляюсь. Из глаз потоками выкатываются слезы.
– Останови машину, – шепчу, понимая, что мне плевать, как он воспримет мои рыдания.
– Нет.
Лица его не вижу, но гнев в интонации улавливаю прекрасно.
– Я сказала, останови машину! – ору для самой себя неожиданно. – Останови, черт возьми, свою проклятую машину, иначе я выпрыгну на ходу!
Хватаюсь за ручку и в следующую секунду слышу ужасающий визг тормозов. Машина резко останавливается, и, едва успев отстегнуть ремень, я стремительно выскакиваю на воздух. Кто-то вовсю сигналит, так что приходится закрывать уши ладонями. Но я бегу, не оборачиваясь. До тротуара добираюсь через газон, и там не замедляюсь.
Сердце разбивается о ребра. Боль не утихает. Поглощает полностью. И не то чтобы я позволяла себе плакать… Я эти рыдания попросту не в силах остановить.
Утихают они сами по себе, когда меня, после физического изнеможения, настигает какое-то дикое безразличие ко всему миру.
Не трогает даже то, что Чарушин разрывает мой телефон звонками. Не желаю знать, что ему надо. Охота послать прямиком к черту. Но я, естественно, поступаю более воспитанно.
Лиза *Феечка* Богданова: Оставь меня в покое! Больше видеть тебя не хочу! Никогда.
С «никогда», безусловно,
Дурак… Какой же дурак…
Специально ведь? Назло мне? Иначе откуда такая ярость. Если бы ему действительно было все равно на мой подарок, так бы не поступил. Нет, не поступил!
Дурак… Какой же дурак!
Хоть бы написал что! Хоть бы ответил! Нет же, прочитал, и на том все.
– О, Лиз! – восклицает Соня весело, не успев толком дверь открыть. А потом улавливает мое состояние и резко меняется в лице. – Что случилось?
– Ничего, – отзываюсь осипшим голосом.
С приглушенным стоном сбрасываю туфли, в которых пришлось чуть ли не половину городка пройти. И направляюсь в ванную.
– Как ничего? Ты себя видела?!
– Не хочу видеть.
– Ты меня пугаешь! – не отстает сестра.
– Да все нормально со мной, Сонь… Просто с Чарушиным в очередной раз расстались, – изрекаю, прежде чем наклониться над умывальником и плеснуть воды в стянутое после слез лицо.
– В очередной раз?
– Ну да… – подытоживаю легко. – Ерунда, – убеждаю ее, с трудом сглатывая собравшуюся в горле горечь. – Поспать хочу, хорошо?
– Хорошо… – растерянно протягивает Сонька.
– Ты на пары, да? Молодец. А я не пойду. Посплю, потом поработаю, – делюсь планами по дороге в комнату. – Закрой дверь, пожалуйста, чтобы я не выходила уже. Пока.
Захлопываю дверь и проворачиваю ключ. Стаскиваю ставшее ненавистным платье и заваливаюсь на кровать.
Сплю нехарактерно долго. Будто в кому проваливаюсь. С тревожными снами. Куда же без них? Но меня ими давно не испугать. Каждый раз, когда картинка ощущается слишком болезненной, просто переворачиваюсь на другой бок и снова засыпаю.
Ближе к вечеру разлепляю глаза. Спокойно привожу себя в порядок. Убираюсь в квартире. Около получаса болтаю по телефону с Лией. Потом еще пятнадцать минут с Сонькой, которая плюет на запрет разговоров во время работы.
– Сказала же, все нормально у меня, – убеждаю ее. – Убралась, поужинала, сейчас буду браться за работу…
– Ну, смотри мне… А то я весь день из-за тебя на нервах. Даже Чарушину хотела набрать.
– Не вздумай! – резко выкрикиваю я. И это является самым бурным, что выдаю за вечер. – Соня, не дай Бог, – предупреждаю уже спокойнее. – Обижусь до конца жизни!
– Хорошо, хорошо… – сдается сестра. – Я так и думала, что ты будешь против.
– Еще бы!
– Ладно, – вздыхает. – Мне бежать надо, а то еще уволят.