Ты всё ещё моя

Тодорова Елена

Сам подаюсь назад, выскальзывая из теплого рта.

– Иди сюда, – командую отрывисто, перебивая слова шумными вздохами. И сам ее на руки подхватываю. Прошагав к кровати, устраиваюсь у изголовья и притягиваю на член раскрытые бедра Лизы. – Седлай, – сиплю, глядя ей в глаза.

Вздыхает и опускается, вбирая меня теперь уже промежностью.

Жгучий зрительный контакт. Непрерывно. Не мигая. Накаленно.

Пока не ощущаю влажный жар плоти яичками. В тот момент со стонами подаемся друг другу навстречу. Мягко

сталкиваясь лбами, топим двусторонне взглядами. Сердце самостоятельно натуральным образом вздрагивает. Сжимается, ломается и одержимо раздувается.

– Люто, Лиза.

– Люто, Тёма.

Синхронизируемся. Спаиваемся. Идем на взлет. Слаженно и чувственно, стремительно несемся по вертикали. Стрелою разделяем наш космос. И крайне быстро достигаем вершины.

Сливаясь ртами, замираем в сладком любовном поцелуе. Ни одного движения. Пульсирует лишь наша плоть.

Она меня сжимает. Я ее наполняю.

Души крепко-накрепко сплетаются. Жгутом, до скрипа. Не разорвать.

Рассыпаемся искрящими звездами.

* * *

Когда спускаемся вниз, застаем родителей в гостиной перед телевизором. Мамин любимый фильм пересматривают, ничего необычного. Часто так делают. Уже даже я все фразы наизусть знаю, а уж они подавно.

Папа отрывает взгляд от экрана. Направляя его на нас с Лизой, приподнимает бровь и, очевидно, не удерживается от шутки.

– Вы что, там стены перекрасили? – выдает абсолютно серьезно, но я-то по взгляду понимаю, что угорает.

– Почему стены? – задушенно уточняет Лиза.

– Долго вас не было. Думаю, может, ремонт затеяли…

– Нет… Конечно, нет. Со стенами все нормально, – оправдывается моя Дикарка.

– Идем, – со смехом увлекаю ее в сторону кухни. – Папа шутит, Лиз, – поясняю на ходу.

– Шутит? – шепчет она, оглядываясь назад на родителей.

Те не шевелятся. Якобы увлеченно фильм смотрят. И, тем не менее, отец, не отрывая взгляда от экрана, во всеуслышанье подтверждает:

– Разумеется, шучу. Привыкай, дочка.

– Ясно… Хорошо… – отзывается Лиза.

– Да расслабься ты, – прошу ее уже в кухне.

– Они же не поняли?

Наивная.

– Конечно, не поняли. Они про такие вещи даже не думают! Давай, покажи лучше, что делать будем.

– Ну… Ты можешь порезать мясо.

– Лады.

Готовка у нас проходит забавно. Несмотря на частые Лизины «Не так», «Не то», «Прекрати», «Артем!», «Боже…» и практически не утихающий смех, с поставленной задачей справляемся.

Возвращаются кобры. Сразу за ними приезжает Тоха. Быстро накрываем на стол. В той же веселой атмосфере ужинаем. А заканчиваем вечер с горячим шоколадом на террасе заднего двора.

– Кому-то пора завязывать с курением. Все-таки свадьба скоро, – подначивает отец, когда сигареты достаю.

– Понял, – выдыхаю после небольшой паузы и прячу пачку

обратно.

Лиза смотрит растерянно. Подмигиваю и осторожно подталкиваю ее к перилам. Она стискивает обеими руками кружку, я прижимаюсь сзади и обнимаю в обхват поверх плеч. Касаюсь губами макушки и медленно вдыхаю.

Пробивает такими тоннами чувств. Стою и проживаю.

В какой-то момент поворачиваю голову. Ловлю взгляды и улыбки родителей.

У них тоже все хорошо.

Хорошо все. Хорошо.

53

В его глазах весь мой мир.

Вижу своего Чару Чарушина издалека.

Цепенею телом. Замираю сердцем. Стыну дыханием.

Наблюдаю за тем, как он закидывает на плечо большую спортивную сумку. Ловлю его улыбку. По движению губ пытаюсь понять, что говорит окружающим его парням.

Большой такой… Высокий… Мой… Только я знаю, что может быть уязвимым. Нежным. Любящим.

Команда направляется к выходу. Шаг, другой, третий… Мое сердце срывается. Уши забивает шум. Каждая клеточка тела клокочет от невообразимого и непередаваемого счастья. Вдыхаю и выдыхаю, не обращая внимания на то, насколько ровно это получается.

Артем вскидывает голову. Встречаемся взглядами. Он улыбается шире. Для меня всегда по-особенному – глаза сужаются, возле внешних уголков появляются морщинки. А как эти темные глубины светятся!

Я читаю его счастье. Я им питаюсь. Вырабатываю в ответ столь же ошеломительное количество.

Едва обнимает, обхватываю его руками. Прижимаюсь к груди и обмякаю.

– Привет, – выдыхает он мне в волосы.

– Привет, – отражаю я. – Как тренировка?

– Порядок, – выдает и смеется.

Боже… Мой Чарушин всегда смеется. Вот оно, счастье!

«Счастье… Счастье… Счастье…», – это слово постоянно звучит в моей голове.

Осознаю это, конечно. И просто упиваюсь им.

Краем глаза замечаю проходящего мимо нас Кирилюка. Как обычно, игнорирую его недовольство. Хвала Богу, в конце прошлого семестра мне, наконец, удалось сдать ему зачет, а в этом нам поставили другого преподавателя. Чарушину же на паскудный характер тренера «глубоко похрен».

Работа работой, но я очень рада тому, что Тёма вернулся в спорт, стал чаще бывать на парах и проводить больше времени с друзьями. Думаю, в этом плане опять-таки Артем Владимирович повлиял. Восхищаюсь его умением без давления направлять в нужную сторону. Причем не только своих детей. Артему Владимировичу удается влиять на всех. И самое главное, он сам этого хочет, проявляя заботу о, казалось бы, чужих для семьи людях. Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы понимать, что мой Чара Чарушин будет таким же. Он уже такой. Потому все друзья к нему и тянутся.