Ты – всё
Шрифт:
Следил за Ю по камерам и дурел от ревности.
Но ночь побила все расчеты, развернув калейдоскоп чудесных, мать вашу, открытий.
– Забудь о Юнии Филатовой, – сухо требую то, что сам сделать не могу.
С Архиповым мы знакомы давно. Он помнит меня еще беспредельщиком, способным расквасить ебало за один косой взгляд. Поэтому быстро, несмотря на мое внешнее хладнокровие, врубается в суть ситуации.
– Блядь… Нечай… – резко откатывает к прежнему формату общения. – Как это понимать?
Закидываю
Подкуривая, набираю полные легкие табачного дыма. Якобы невозмутимо выдерживаю при этом явно взбудораженный взгляд Давида. Как-то слышал от психолога, что одна из причин никотиновой зависимости – ощущение контроля. Пока куришь, мол, чувствуешь, будто управляешь не только этим процессом, но и всей своей жизнью в целом. Что-то в этом определенно есть.
– Только не говори, что у тебя с Юнией связь, – скулит Архипов, теряя терпение.
Да уж. Все понятно. Хотелка знатно разыгралась. Раскатал губу по полной. Теперь расстроен.
Какая жалость.
Нет.
Я, блядь, просто в бешенстве.
Я. БЛЯДЬ. В БЕШЕНСТВЕ.
Думал, что пережил все. Потерял восприимчивость к каким-либо событиям. Остыл до состояния твердой стали.
Но с тех пор, как вернулся… Что-то ожило. Что-то, над чем я не имею контроля. Оно управляет. Нещадно трясет мою нервную систему, даже когда, мать вашу, курю.
Юния… Юния… Юния ли?
Это платье, маска, походка, взгляд… Красиво вошла. Честно, уложила на лопатки. Я, блядь, умер. И воскрес, только чтобы убить ее.
Бесуния? Называл так раньше, когда ловил в голубых глазах чертей.
Но нет. Это тоже мимо. Сейчас со мной играла не она.
Новая сущность Филатовой являлась кровожадной, провокационной, отважной, эпатажной, жестокой… И, блядь, она была охуеть какой сексуальной. Такую хотелось нагнуть и выебать. Сделать податливой, мягкой, дрожащей… И только после этого начать целовать.
Но Юния танцевала с другим. Смотрела мне в глаза и позволяла ему себя лапать. С трудом блокирую гребаные кадры, которые, уже знаю, еще долго будут мельтешить под черепушкой.
И все эти финты Ю выкинула после того, что произошло вечером.
«И я тебя люблю», – воскрешаю сообщение, которое вспахало душу под черный пар.
Резко отвернулся тогда, потому как потерял равновесие. Пробилось то давнее страшное ощущение, будто не чувствую ног. Не могу стоять прямо! Вот-вот рухну и больше уже никогда не встану. Оцепенел. Замер. Застыл. Долгое мгновение даже дышать опасался. Пульс потерял, как во время операции, когда снилось, что лезвием вены рассекает.
Только сердце продолжало бой. Не на жизнь, а на смерть. Увы.
Чертовы корни упали в разоренную почву обратно. Солью зажгли по вспоротым ранам. И вошли еще глубже.
«И я тебя люблю…»
Хах.
Не заметил, кто эти ебучие слова написал. Да и важно ли? Думал, что уже разобрался с крестом, который тащу. Но тут вдруг мелькнула злая догадка: да у меня, сука, по ходу, какая-то карма видеть Юнию Филатову в руках другого и слышать рядом с ней это тошнотворное пустое «люблю».
Нужно ли давать этому продолжение?
На хуй не нужно!
Но как отступить?
Дорвавшись сегодня на работе до Ю, я давил и давил, не зная меры. Да какая, на хрен, мера, если я чувствовал, что она трещит внутри? Бесила эта стойкая и уверенная Филатова. Бесила безбожно! И вдруг одна из ее стен пала. Пытаясь сбежать, она даже за своим чертовым планшетом не смогла вернуться.
В тот момент внезапно пожалел... Совсем как раньше. Захотелось обнять своего Одувана, успокоить. С трудом сдержался, напоминая себе, что никакого Одувана больше нет!
Хорошо, что сдержался.
Увидел Юнию в клубе и понял, что надо действовать с ней еще жестче.
– Будет, – поправляю Архипова уверенно. Я и раньше, когда дело касалось того, что считаю своим, отличался резкостью. А побывав в аду, еще больше мрака натаскал. Используя эти запасы, убийственно ровно добиваю: – Если бы было, ты бы сейчас уже на ногах не стоял.
Принимая угрозу, Давид едва заметно вздрагивает.
– Прям аж так? Нечай, ну е-мое… – толкает рвано. – Мы ведь цивилизованные люди.
– Когда дело касается Филатовой, я бы не был так уверен, – задвигаю жестче. Выкидываю окурок. Одним плотным потоком выдыхаю последнюю порцию дыма. Фокусирую взгляд на Архипове, лишь затем, чтобы закончить разговор: – Будь так любезен, съебись, на хрен, из моего клуба.
Да, пошли все-таки хуи в расход.
Ян Романович, блядь.
Заглатываю воздух, только когда отхожу. Не сбавляя шага, свирепым движением ослабляю сдавливающий и раздражающий пылающую шею воротник рубашки.
Не собирался сегодня бухать, но сейчас намереваюсь залить полыхающие нервы самым крепким пойлом.
Только вот, достигнув зала, вижу Ю с «розочкой».
– Пропусти, пока я не вспорола тебе, на хрен, вены.
И с этим ее образом, с этой угрозой, с взглядом, который она на меня направляет, накрывая сумасшедшей волной страха, боли, гнева и отчаяния, включается уже иной саундтрек.
Минорный. Тревожный. Скорбный. Траурный.
О чем ты?.. О чем ты кричишь?
Сердце заходится ужасом, пока впиваюсь Ю в глаза. Но она уводит взгляд.
А потом Илья… Подкидывает очередные новости.