Ты – всё
Шрифт:
Увидев ее план оптимизации, за голову берусь.
Это что, мать вашу? Очередной плевок мне в рожу? Похер на последствия, лишь бы показать, как имела меня в виду?
К такому отношению я не привык. От кого бы то ни было. От Ю, сука, особенно. Это против моей природы. Я жажду ее подавить. Любыми путями.
Зая, меня, блядь, такие черти ломали… И ни один не сломил.
Откупориваю бутылку. Прикладываюсь к бухлу.
Что с ней делать? Как поступить?
Под титаном окисление, жжение,
А Ю мне бумажки, сука, в харю.
Все равно ей. Все равно!
– А если отбросить работу, Ю… Если я тебя сейчас трахну? Тебе будет все равно?
Крышу срывает. Под самый, сука, фундамент сносит.
Тряпки на Юнии рву. И теряюсь.
Увидев голую грудь, плыву как пацан.
Лучшая.
Вот просто лучшая, и все тут. Неповторимая. Незаменимая. И я, блядь, если вы не поняли, совсем не о сиськах. Просто их исключительный вид отбрасывает туда, где за невозможностью быть вместе осталась часть меня и часть моей Ю.
Не забывал ничего. Но именно сейчас сокрушает понимание того, как это – быть с ней.
Я это чувствую. Проживаю в реале.
Она, видимо, тоже.
– Ян… Ян… Ян… Ян… – повторяет, словно воздух хватает.
И все равно задыхается. А я с ней. Я с ней.
Контуженный первичными эмоциями, не двигаюсь. Просто смотрю на Ю. Вбираю все, что дает.
И она… Посылает меня, сука, на хрен.
Забыла свое законное место? Я тебя на него с удовольствием, мать твою, верну.
Хочу, чтобы опустилась передо мной на колени и взяла в рот. Чтобы подчинялась и сосала. Чтобы, блядь, ласкала и сама от этого улетала.
Но Ю… Моя чертова маленькая Ю.
– Со мной так нельзя! – кричит.
– А как с тобой можно? Как можно быть с тобой?
Готов платить любую цену.
Она это понимает. Сразу жизнью берет.
– Я люблю тебя!
Это выстрел из гаубицы. Ядерным снарядом мне в грудь. Дыра во всю ширь. Порыв один: прижать Юнию так крепко к себе, чтобы затиснуть ею эту рану. Остановить кровь, ослабить пульсацию, остановить сумасшедший поток боли.
Вырванный из вскрытого нутра звериный рык ломается и переходит в мучительный стон. Мощнейший перекат дрожи по раздутым от напряжения мышцам.
Так больно… Так, сука, больно!
Вся моя жизнь – испытания. Но сейчас случай особый, будто контрольная проверка на прочность.
Передо мной хрупкая женщина… А сила поражения – как заключение в биографии. По всем годам. По всем, мать вашу, событиям в них. С накопленной силой. Лютым зарядом.
Насмерть же. Насмерть.
Но Ю, конечно, не покажу.
– Больно? Не очень?
– Терпимо.
Господи, дай силы… Еще дай… Еще…
Ведь выползает моя Зая. Пока я живу своей болью, касается пальцами, губами, языком… Проявляя забытую и такую, мать вашу, необходимую нежность обнимает.
– Ян… Ян… Я-я-ян… – даже это слышу.
Зая.
Она.
Моя.
Хорошо, что у меня от боли онемело все тело. На сниженной чувствительности с трудом, но вывожу. Если бы был полностью здоров, разорвало бы от этого душеебательного счастья на куски.
– Ты же не человек, Ян Романович… У тебя температура, как у металла перед плавкой… Титан…
Вздрагиваю. Не могу не отреагировать. Даже частичный паралич неспособен остановить эту тряску.
Судорожно и, очевидно, слишком крепко сжимаю, опасаясь снова потерять свою Ю... Снова оказаться на дне, от которого нет возможности оттолкнуться – за тысячи километров от нее.
– Будешь плавить?
– Нет… Нет, я не смогу…
– Ошибаешься, Ю.
Я понял. Понял эту хрень.
Юнии Филатовой нужна не просто защита. Ей типа, блядь, любовь необходима.
Это гребаное, фальшивое и пустое… Сука… То ли чувство, то ли ощущение…
Есть встречное предложения.
Больше получит. Хули просто говорить? Ходатайство на полный комплект одобрено.
Но не будет Ильи. Не будет, блядь, никого.
– Хватит, Ян… Пусти, Ян.
– Нет. Уже не отпущу, Ю.
– Прости?..
– Прости.
Не шевелюсь, чтобы не спугнуть, пока не припадает к моему рту, как к источнику, сука, жизни. Чувствую, когда выпивает из меня дыхание. Теряю почву под ногами, сами ноги… По позвоночнику могучей и искрометной стрелой несется ток. Пережигает костный мозг. В глазах черным-черно. Преисподняя на связи. Пошатываясь, с бешеными вспышками в сознании ловлю сигнал.
И Ю ловлю. За собой утаскиваю.
Перехватывая крепче вокруг талии, сжимаю ладонью ее затылок. Проскальзываю языком в рот и ощущаю, как под воздействием ее вкуса, в моем гребаном организме происходит полная сенсорная перезагрузка.
На обновленных движках все чувства восприятия обостряются. Эмоции усиливаются. То, что я переживаю за секунды, равносильно одной из тех катастроф, которые способны уничтожить весь мир.
Во мне полмира. Вмещаю.
Вторая половина у Ю. Ее я и пытаюсь отобрать. Завоевать любыми правдами и неправдами.
Влажный язык – отменный передатчик. В обе стороны.
Бьет сильнее самого мощного электрического импульса. Заряжает круче самого опасного психотропного вещества. Дурманит яростнее самой сумасшедшей эйфории.
Вызываю сучий язык Заи на бой, а по итогу, лишь ощутив податливость этого органа, ласкаю.
Юния дергается и дрожит. Расцарапывая мне плечи и заднюю поверхность шеи, похотливо постанывает. Я помню эти ее, блядь, крайне особенные, невыразимо-нежные звуки. Я от них задыхаюсь. До Ю ведь не подозревал, что похоть может быть настолько трепетной и тонкой. И после нее тоже не встречал. Ее хочется удовлетворить, во что бы то ни стало. И при этом осознание этой трогательной ранимости, рождает страх разрушить.