Ты, я и Париж
Шрифт:
— Все нормально, соколик! — баба Люба кокетливо поправила выбившуюся из-под пестрой косынки седую прядь. — Я нашу Клементинку никому в обиду не дам.
— Да, все хорошо, — Тина вымученно улыбнулась, спрятала за спину дрожащие руки.
— Если хочешь, я этого сопляка…
— Не хочу! И вообще, шли бы вы все, мне к экзаменам готовиться надо…
Первый экзамен по химии Тина сдала на четверку. На медаль ей теперь не вытянуть, но, принимая во внимание, что из-за травмы она потеряла больше месяца, четверка — это
На экзамены она пошла одна. Не хватало еще, чтобы за ней всюду хвостом ходили два амбала. И так уже в школе шушукаются, а по району ползут слухи, один нелепее другого. Люди дяди Васи настаивать не стали. Да и что ее охранять среди бела дня? От школы до дома десять минут ходьбы, нечего бояться.
Вообще-то, Тина боялась, понимала, что Мишкины братаны ее в покое не оставят, поэтому и не выходила из дому по вечерам. А днем-то что?
Оказалось, что она ошибалась и вероломство этих отморозков недооценила. До дома оставалось уже совсем ничего, когда ей в ноги с громким ревом бросился конопатый малыш лет шести.
— Там… там, — малыш махнул рукой в сторону стройки, — плохие мальчики кошку хотят повесить, — он заревел еще громче, кулаками размазывая по грязной мордашке слезы.
Тина в нерешительности посмотрела на забор, огораживающий стройку.
— Они ее сейчас убью-у-у-ут! — взвыл малыш и повис на Тининой руке.
— Еще день, — сказала она сама себе и нырнула в пролом в заборе.
Мальчишка не соврал: откуда-то из глубины стройки доносился пронзительный кошачий вой. Тина ускорила шаг…
…Да, малыш не соврал: кошку, облезлую дворовую Мурку, действительно убивали. Только не «плохие мальчики», а Мишкины братаны. Их было четверо, тот же состав…
— А вот и наша недотрога, — Вадик Певцов, из-за огромной щербины между передними зубами прозванный Щербатым, лучший друг Мишки, радостно осклабился. — Допрыгалась, Паутинка!
Надо было бежать, уносить ноги с этой чертовой стройки, но Тина словно окаменела. «Еще день, — билась в голове одна-единственная мысль, — еще день…»
Щербатый обернулся к рыжему коротышке, держащему за хвост дико подвывающую и изворачивающуюся кошку:
— Рыжий, брось ты эту тварь! Смотри, кто к нам в гости пожаловал!
Рыжий с видимой неохотой разжал руку, и бедная зверюга без присущей кошкам грации шлепнулась на землю, жалобно мяукнула и, припадая на переднюю лапу, бросилась прочь. В этот момент Тина ей позавидовала — кошка осталась жива, как и она сама месяц назад. Хорошо, что малыш не пошел вслед за ней на стройку…
— Плетень, дай-ка мне свой ремень, — не сводя глаз с Тины, Щербатый протянул руку к третьему из четверки, долговязому и нескладному Ваньке Стешко, прозванному Плетнем из-за почти двухметрового роста и болезненной худобы. — Мы тебя, Паутинка, бить не будем, — сказал Щербатый ласково, — мы тебя повесим. Вон там, — он кивнул на зависший метрах в трех от земли ковш экскаватора. — Завтра строители придут, а тут мертвая кошечка, — он плотоядно улыбнулся и скомандовал: — Колокол, вали ее!
В тот же момент кто-то сильно
«Теперь все, теперь уже точно все», — подумала она, безуспешно пытаясь вырваться из лап Колокола.
— Теперь тебе кранты! — точно прочтя ее мысли, процедил Щербатый. — Мы ж тебя предупреждали, паскуда. По-хорошему хотели договориться. Небось жалеешь теперь, что не послушалась?
На шее захлестнулась кожаная петля, Тина зажмурилась. Перед внутренним взором встал грязный, в комьях засохшей глины экскаваторный ковш…
Неожиданно давление на спину ослабло, и смрадное чесночное дыхание Колокола исчезло. Послышался вой, такой же жалобный и пронзительный, как тот, что издавала давешняя несчастная кошка. Тина открыла глаза — выл Щербатый, выл и баюкал сломанную руку. Рядом, подтянув ноги к животу, корчился бледный как смерть Плетень. Колокола и рыжего в поле зрения не было.
— Ну что же ты за оторва такая, а? — Чьи-то руки бережно обхватили Тину за плечи, поставили на ноги. — Как ты?
Она всхлипнула и снова осела на землю, снизу вверх глядя на своего телохранителя.
— Эх, и влетит же нам за тебя от Игнатыча, — сказал он с досадой.
— А он не узнает, — Тина попыталась улыбнуться. — Мы ему не скажем.
— Не скажет она! Ишь, защитница выискалась! — проворчал охранник. — Что это за отморозки такие?
Не отвлекаясь от разговора, он ловко врезал по уху попытавшему было сбежать Щербатому. Щербатый заскулил еще громче. С земли в унисон ему подвывал так и не рискнувший встать Плетень. Тина со смесью отвращения и страха посмотрела на своих недавних мучителей, тряхнула головой, сказала с неохотой:
— Так, знакомые.
— Хорошие у тебя знакомые.
— Их четверо было.
— С остальными Сергеич разберется. Ты пока иди домой, а я с этими молодчиками поболтаю.
Тина испуганно вцепилась в рукав его пиджака.
— Я сказал — иди домой, — повторил телохранитель.
— Вы их только…
— Не волнуйся. Я им просто объясню, как нужно вести себя с дамами. Как экзамен-то сдала?
— На четверку.
— Молодец. Поздравляю. Все, марш домой!
Домой Тина не шла, а бежала. Понимала, что с такими грозными защитниками ее больше никто не отважится тронуть, но все равно боялась так, что от страха дрожали коленки. Оказавшись в квартире, она первым делом заперла дверь на все замки, прижалась мокрой спиной к стене и расплакалась.
В дверь позвонили минут через сорок. К этому времени Тина уже успела взять себя в руки и даже немного успокоиться.
— Как дела? — Телохранитель Сергеич, тот, что постарше, окинул ее внимательным взглядом с ног до головы.
— Все в порядке, — буркнула Тина, впуская его в квартиру.
— Да я и вижу, что все в порядке. Почему нам сразу не сказала?
— Что «не сказала»?
— Что те ублюдочные со стройки уже нападали на тебя однажды?
— Откуда вы знаете? — В животе вдруг стало холодно и пусто.