Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения
Шрифт:
«Мне — о земле — болтали сказки: «Есть человек. Есть любовь. А есть лишь злость. Личины. Маски. Ложь и грязь. Ложь и кровь». В другом стихотворении, «Страшное» [651] , она говорит:
А самое страшное, невыносимое — Это что никто не любит друг друга.650
Ни
651
«Страшное» — стихотворение, написанное в августе 1916 г.
Если никто, то, значит, и она никого не любит. Но ведь не всегда было так. Когда-то она вглядывалась в человеческую душу с любовью и тогда видела другое.
В углу под образом Горит моя медовая свеча. Весной, как осенью, Горит твоя прозрачная душа. Душа, сестра моя! Как я люблю свечи кудрявый круг! Молчу от радости, Но ангелы твои меня поймут. [652]652
В углу под образом… — Стих. «Не согласные рифмы» (1919).
«Я была имеющая много», — вспоминает она в «Заключительном слове». А теперь у нее, кроме ее греха да восьми незаписанных слов, — ничего.
Все умерло в душе давно. Угасли ненависть и возмущенье. О, бедная душа! Одно Осталось в ней: брезгливое презренье. [653]Грех свое дело сделал: убил душу. Богоубийство — самоубийство. Но у этого страшного греха два имени — одно для России — свободоубийство.
653
Все умерло в душе давно… — Вторая строфа восьмистишия «Презренье» (предположительно: осень 1919).
Другое — любвеубийство, для Гиппиус.
Внешне на 1 Ibis, Avenue du Colonel Bonnet, как некогда на Сергиевской, 83, все по-прежнему. Так же она поздно встает, ходит днем с Д.С. в Булонский лес или едет к портнихе, по воскресеньям принимает «молодых поэтов», пишет доклады для «Зеленой лампы», будто не случилось ничего, будто черт к ней и не заглядывал. Ее золотой сон так же ослепителен, и так же она идет от победы к победе. С той же легкостью, с какой она победила черта, она побеждает смерть.
654
Народ, безумствуя, убил свою свободу… — Из стих. «Веселье» (29 октября 1917).
Но
Не отрываясь, она холодно смотрит на выползающих змей:
655
Когда я воскрес из мертвых… — Начало стих. «Досада» (1933).
656
«Воскресение — не для всех». — Из стих. «Тишь».
И так же холодно, с гадливой усмешкой, замечает:
Ах да, и то, что мы зовем Землею — Не вся ль Земля — змеиное яйцо?Это даже не ад, это — безумье.
Теперь ее от золотого сна, от Царства Божьего на земле отделяет — змеиный ров.
657
Ползут они скользящей чередою… — Из стих. «Прежде. Теперь» (1940).
Об этом Царстве в ее стихах так же мало, как о ее грехе. Сказать и не сделать хотя бы шага по направлению к заветной цели — значит предать свое самое святое. А сделать она и первого не может, ибо, не смирившись, не покаявшись, его не сделаешь. Вот, между прочим, одна из причин — не главная, — почему она не хочет произнести вслух те восемь слов, что горят в ее сердце.
Но еще никогда она об этом Царстве не молилась с такой силой, как со дна змеиного рва. И чем ее презренье холодней и насмешка злей, тем явственней вздох: да приидет Царствие Твое.
После смерти Мережковского она внутренне остается совершенно одна. Бог ждет с присущим Ему терпением, когда она покается. Но она упорствует. Она хочет, чтобы ее простили, как ребенка прощает мать, не принуждая его ни к чему. Наконец Бог от нее отступает. Она удивлена. «Если б я была Богом, я бы простила». Ей всегда казалось, что она знает о Нем что-то, чего не знают другие.
Ты не любишь овец покорных, Не пропадающих. Ты любишь других — упорных И вопрошающих.Но вот, оказывается, она ошиблась: Он любит первых учеников и старых дев…
Она еще может шутить. Но скоро ей будет не до шуток. Впрочем, даже в самые страшные минуты она умудряется разъединить себя со своим страданием. И однажды, когда ей кажется, что вместо пришедшего ее навестить старого приятеля перед ней черт, она от его лица пишет стихотворение, где он ей как будто говорит:
На харю старческую хмуро Смотрю и каменно молчу. О чем угодно думай, дура. А я о духе — не хочу.У нее есть поклонник — Иосиф Григорьевич Лорис-Меликов. Этот очаровательный человек, старый дипломат, бывает у нее раз в неделю обязательно, приносит ей цветы и посвящает ей французские сонеты. Это ее последний рыцарь. Он ее проводит до самой двери, на которой написано: «Оставь надежду всяк сюда входящий».
Об этом ее предсмертном схождении в ад мы не знаем почти ничего. Но если судить по ее стихотворению «Последний круг» и по намекам в некоторых других ее стихах, она была на краю безумья. Вот конец «Последнего круга»: