Тяжелые тени
Шрифт:
Северин похлопал новоиспеченного коллегу по плечу и жестом предложил садиться в автомобиль. Это средство передвижения местного производства имело задние колеса намного большего размера, чем передние. Задняя часть автомобиля была заметно выше передней; верх при желании откидывался. Все эти особенности явились для Северина основанием назвать механическое чудовище "бричкой".
Северин сел за руль, Михаил Семенович и Володя уселись сзади. Палеоавтомобиль взревел и двинулся вперед. Ревел он на все 200 километров в час, хотя Северину не удавалось
Володя полез в карман и достал несколько измятых листков рукописи, которые он машинально поднял на космодроме. Он разгладил листок и прочел: "Я ненавижу и боюсь науку, потому что она на долгое время, а может быть, навсегда, станет смертельным врагом людей. Я предвижу, как она беспощадно разрушит всю простоту и теплоту жизни, красоту мира, как затемнит человеческие умы и ожесточит сердца".
Володя скептически хмыкнул. Наукоподобная ностальгия по снегам былых времен. И вроде бы по-своему неглупый человек писал, а выводов из явных фактов сделать не смог. Люди с ожесточенными сердцами - те самые, которые только что ломали ему руки, - были его соотечественниками. Не земляне привычным ударом отбивали ему печень. Хотя, если следовать его логике, именно землян должна была ожесточить наука.
Михаил Семенович мельком глянул в листок.
– У них тут сплошной винегрет в мировоззрении. И мистика, и религия, и еретические учения. И наука, разумеется, тоже есть. Кстати, на уровне середины нашего двадцатого века. И все это может умещаться в одной голове.
2
Посланник был одет во фрак. На левой груди его сверкала многочисленными лучами бриллиантовая звезда.
– Присядем, - сказал Посланник и указал на диванчик, обитый чем-то, напоминающим красный плюш.
– Времени у нас в обрез. А я о вас знаю только то, что передано по спецканалу.
Володя уж было собрался говорить, но Посланник остановил его жестом и, откинув фалды сюртука, вытащил из кармана плоскую коробочку с экраном. По экрану, попискивая, бегал красный зайчик. Посланник, вытянув губы трубочкой, наблюдал за его перемещением.
– Ага, - наконец пробормотал он с удовлетворением, - вот где подарочек на сей раз!
Посланник пошарил за спинкой диванчика и извлек длинную толстую иглу с утолщенным концом. Он бросил находку на пол и наступил на нее каблуком. Раздался хруст, и огонек на экране погас.
– Достижения местной микроэлектроники, - не без иронии пояснил он Владимиру.
– Подслушивающая аппаратура. У них существует еще и подсматривающая аппаратура. И прочая подлейшая аппаратура. Не забывают о нас. Так сказать, бдят и зрят.
Володя никак не мог воспринять происходящее всерьез. Уж очень все это напоминало средневековые придворные интриги. Впрочем, тогда, кажется, еще не было подслушивающей аппаратуры. Или была?
Тускло-красный цвет плюща, душноватый аромат, пропитавший маленькую гостиную, сумрачный свет, густым потоком ниспадающий с лампад тяжелой люстры, украшенной золотистыми завитками. Все это усиливало ощущение нереальности, театральной условности происходящего.
–
– Пожалуйста. Я готов, - услыхал Владимир свой голос. Голос звучал бодро.
Посланник одобрительно покивал, и мелкие букли у него на висках вздрогнули.
– Слушаем вас.
Володя открыл рот, чтобы изложить несколько расширенную биографию, и вдруг понял, что не может выдавить из себя ни слова. "Все смешалось в доме Облонских: и лицо, и одежда, и мысли", - у него еще хватило сил на самоиронию. И в самом деле, в голове Владимира царила полнейшая неразбериха.
Михаил Семенович перекинулся с Северином понимающим взглядом и мягко предложил:
– Если не возражаете, я буду задавать конкретные вопросы, а вы отвечать. Это упростит беседу. Прежде всего, мы бы хотели узнать, как состояние нашего сотрудника, вашего предшественника.
– У него злокачественная опухоль легких. Сказали, что месяца два, а то и три придется лечиться стационарно. Очень запущенный случай, поэтому так долго. После клинического выздоровления его заставят отдыхать где-нибудь в умеренных широтах. Гавайи при этом заболевании, к сожалению, противопоказаны. Это все мне его лечащий врач рассказал.
– Да...
– задумчиво протянул Посланник.
– Леонид всегда уклонялся от медосмотров. Вот теперь и имеем. Выбыл из строя, как минимум, на полгода. Северин, не правда ли, уклоняться от медосмотров нельзя?
– и Посланник посмотрел на сотрудника со значением.
Северин, возвышающийся над всеми, словно статуя командора, непринужденно кивнул.
Михаил Семенович снова обратился к Владимиру.
– Скажите еще вот что: вы фирболог или по второй специальности изучали фирбологию?
– Я?
– смутился тот.
– Вообще-то, нет. Я только язык хорошо знаю. У нас в инязе мало кто занимался фирболгским. А я любой язык могу достаточно хорошо выучить за две-три недели. Вот мне и предложили.
– Но вы... э...
– Посланник осторожно подбирал слова.
– Вы, разумеется, кое-что знаете о Фирболгии? Интересовались этой планетой?
Володя почувствовал себя очень неуютно.
– Я смотрел как-то по видону праздник, посвященный воскрешению Недостижимого.
– Непостижимого, - быстро поправил Посланник, глядя в сторону и барабаня пальцами по спинке диванчика.
– Ну да, - поправился переводчик, - Непостижимого. И по визору тоже еще один праздник смотрел... посвященный уборке урожая праздник.
– Это не из Фирболгии передавали, - скучным голосом сказал Посланник. Это из Генты Б.
Фигурка Командора подвигалась и огорчительно покашляла.
Владимир подавленно молчал. В тугой тишине слышен был звук барабанящих пальцев Посланника.
– С физподготовкой, надеюсь, все в порядке?
– задал вопрос Михаил Семенович.
– Баскетболом занимался. И теннисом настольным. У меня даже разряд есть. Второй, - Владимир помолчал и уточнил: - Второй взрослый.