Тяжесть венца
Шрифт:
Но когда она вновь взглянула на Уильяма, этот златокудрый ангел смотрел на нее с восхищением.
– Однако, – сказал он, ослепительно улыбнувшись, – герцогу Ричарду будет с вами непросто.
И захохотал, как мальчишка. У него был заразительный смех, и он так забавно изобразил нерешительно переминающегося Джона Кэнделла и напыщенного Фрэнсиса, что и Анна стала смеяться. Они хохотали как дети, легко и бездумно, до слез. У Анны из-под тюрбана выбилась прядка волос, она раскраснелась и сейчас была похожа на девчонку.
Уильям первым перестал смеяться. Взгляд его был ясен и тверд.
– Надеюсь, вы позволите сопровождать вас в поездке?
Анна только улыбнулась в ответ, понимая,
5
Старая крепость располагалась на пологом склоне холма, возвышаясь над долиной Уэнслидейла и словно бросая суровый и властный взгляд на окрестности.
Любимый замок графа Уорвика! Здесь он вместе с ее матерью провел первые, самые счастливые их годы, здесь Анна Бьючем родила Изабеллу, здесь же умерла и была похоронена в часовне аббатства Жерво в полутора милях от замка. В детстве Анна плохо запомнила Миддлхем, куда хуже, чем Уорвик-Кастл или Шериф-Хаттон, и сейчас во все глаза разглядывала знаменитую «Берлогу Медведя», как прозвали этот замок, наследственное владение северных Невилей, куда Уорвик любил наезжать, едва выдавался просвет между бесконечными военными предприятиями, дабы провести здесь спокойно месяц-другой и помолиться над могилой жены.
Построенный три столетия назад при Генрихе II, первом из династии Плантагенетов, замок носил все черты той несколько тяжеловесной, но величественной архитектуры, которая в Англии получила название нормандской. Могучие стены замка цвета запекшейся крови с круглыми сторожевыми башнями и навесными бойницами двойным кольцом охватывали внутренние постройки, службы, переходы, галереи, казармы, а в центре располагался прямоугольный донжон – гигантская башня с достроенными в более поздние времена угловыми башенками и зубчатой балюстрадой. Миддлхем уступал размерами Уорвик-Кастл, однако из-за множества крыш, переходов, шпилей, барбаканов и флюгеров походил на маленький город, окруженный селениями, расположенный у слияния рек Ур и Ковер.
– Никогда не думал, что мне доведется быть гостем в Берлоге Медведя, – проговорил ехавший рядом с Анной Уильям Херберт.
Анна улыбнулась ему. За время путешествия они сблизились с юношей. Анна взяла с собой небольшой штат, и Уильяму приходилось порой беспокоиться о провианте, толковать с кузнецами о перековке лошадей и даже вместе с латниками толкать в гору повозки с поклажей, когда кони сдавали. Молчаливый, холодный и надменный при дворе, в дороге он отбросил эту маску, стал весел и легок, а когда они остановились в замке Шериф-Хаттон и к ним явился засвидетельствовать свое почтение граф Перси, столь неумеренно предался возлияниям, что Анне наутро пришлось его выхаживать.
– Я давно не чувствовал себя таким свободным, – признался он Анне, когда они покинули Йорк. – Но не опасаетесь ли вы, миледи, что ваш супруг придет в ярость, когда все откроется?
Анна равнодушно пожала плечами.
– Теперь уже поздно о чем-либо сожалеть. К тому же я так часто убегала от Ричарда Глостера в прежние времена, что ему пора бы уже и привыкнуть к этому.
– Что вы имеете в виду?
Анна рассмеялась.
– Когда-нибудь я расскажу об этом, Уильям.
Однако то, что ее своевольный отъезд будет иметь серьезные последствия, она поняла, едва они прибыли в Шериф-Хаттон, древний замок из потемневшего известняка, состоящий из словно сросшихся круглых массивных башен. Приезд леди Глостер был неожидан, и тем не менее в замке царил порядок. Присланному Ричардом интенданту не пришлось краснеть перед Анной. Она бродила по древним залам, встречала старых слуг, которые помнили ее еще капризной девчонкой, нашла даже свои детские игрушки, пока ее не отвлекло неожиданное
Перси, шумливый, краснолицый, коренастый, с жесткими завитками волос, выбивающихся из-под сдвинутого на затылок бархатного берета, и проницательными темными глазами, стремительно вошел в зал, звеня шпорами, на ходу распуская ремни доспехов, бранясь, одновременно учтиво приветствуя Анну. Он всегда создавал много шума, и от его зычного голоса всполошились даже летучие мыши под высоким сводом зала.
Обнаружив ее здесь, Генри Перси не выказал ни малейшего удивления. Он прошагал к ней через весь покой и крепко расцеловал в обе щеки.
– Рад видеть вас, Земляника! – воскликнул он, и у Анны слезы навернулись на глаза, ибо так называл он ее еще в те времена, когда она была леди Майсгрейв. Филипу не нравилось это прозвище, но Анну оно лишь забавляло. Перси же, замечая недовольство ее мужа, называл ее так только один на один. Вот и сейчас они были одни в огромном зале. Генри Перси оглядел ее с улыбкой и даже присвистнул от восхищения.
– Вдовство, как ни странно, пошло вам на пользу. Вы расцвели, Земляника.
Анна грустно улыбнулась.
– Грешно говорить так, милорд. Вы же знаете, как я любила барона.
Перси смахнул улыбку с лица.
– Знаю, и потому не сразу поверил герцогу Глостеру, когда он объявил, что вы по доброй воле согласились стать его женой.
Он пытливо смотрел на нее, и Анна кивнула.
– Так и было, я многим обязана герцогу.
Перси, разводя руками и пожимая плечами, заходил вокруг нее.
– Поистине Дик Глостер всемогущ. Я не знаю, чего бы он не получил, стоит только ему пожелать. Власть, богатство, почести, титулы – а теперь еще и одна из красивейших женщин Англии. Он действует, как стихия, как ветер, дождь и солнце, которые даже камень в конце концов превращают в песок.
Неожиданно он остановился прямо напротив нее, словно собирался что-то сказать. Но промолчал, и тогда Анна сама спросила:
– Герцог наверняка просил вас никогда не упоминать о моем браке с Филипом Майсгрейвом?
Граф, казалось, не слышал вопроса, погруженный в свои мысли. Глаза его были печальны.
Вошел Уильям Херберт с подносом, на котором стояли кубки с подогретым вином. На графа он поглядел недовольно, с ревнивой подозрительностью. Аромат душистого вина вернул Перси к действительности.
– Что? О да, вы правы, он просил молчать о Майсгрейвах из Нейуорта. Хотя я и заметил, что Филип Майсгрейв лучший из рыцарей, каких когда-либо знала Англия, и своей любовью он не мог опорочить вас.
У Анны потеплело на сердце. Она не придала значения тому, что юный Херберт все еще здесь и внимает словам графа с живейшим интересом. В это мгновение раздался звук трубы, возвещающий о прибытии в замок нового лица.
Этим лицом оказался Роберт Рэтклиф, который, прибыв со значительным отрядом, категорически потребовал ее немедленного возвращения в Йорк. Сэр Роберт не был столь щепетилен, как Ловелл, и как только секретарь герцога поведал ему о происшедшем, не поверил в историю с письмом. Теперь он настаивал, чтобы Анна подчинилась воле мужа, возвратилась и оставалась только там, где ей укажет Ричард. Он говорил сдержанно, но даже не поклонился Анне, а тон его был непререкаем. Анне показалось, что ее снова берут под стражу, как некогда по дороге в Барнет. Этого человека нельзя было провести, он был, словно машина, исполняющая приказы герцога Глостера. Однако ее спасло вмешательство Перси. Могущественный лорд, потомок самой известной семьи Северной Англии, он налетел на Рэтклифа, сгреб его за ворот, ругаясь, как грузчик из лондонских до-ков, и, если бы Анна и Уильям не повисли на нем, надавал бы посланцу герцога затрещин.