Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
– Риск благородное дело, – скучно заметил Умнейший. – Ты не находишь, что дураки иногда сочиняют забавные пословицы? Прости, я должен спросить: надеюсь, у тебя нет зуда каждый день играть в благородство?
– Нет.
– Рад слышать.
На пятый день Леон не выдержал:
– Кто из них хорошо стреляет, тот и дальше будет хорошо стрелять, а кто плохо, того за несколько дней не выучишь. Какие стрелки из горожан? Мальчишки еще так-сяк, а от остальных вообще никакого толку. Что я мог, то уже сделал. Назад пойду.
– В свою деревню?
– Куда же еще.
– И отговаривать тебя бесполезно?
– Попробуй.
Умнейший
– Подожди до завтра, – сказал он наконец. – Пойдем вместе.
– А почему не сегодня?
– Потому что сегодня я занят.
Весь день он был занят тем, что мирно дремал в тени свеклобаба.
На закате, к изумлению раздраженного Леона, перед ним возник Кирейн, грязный, исцарапанный и почти трезвый.
– Спас он множество сирот, дав зверюге окорот, – сообщил он декламационным голосом и плюхнулся рядом с Леоном. – Выпить у тебя нет?
Поискав глазами вокруг и не найдя искомого, сказитель вздохнул с видом покорности судьбе.
– Башка трещит, – пожаловался он. – Шел, шел… В лесу, сам знаешь, какая Тихая Радость, – еле отыскал один родник, так и тот с дурной струей оказался. Всего меня перекорежило… пью и кричу, чтобы забрали меня оттуда, пью и кричу, а спасать меня некому. Горло горит. Глоточек бы Радости сейчас, а?
– Найдем, – пообещал Леон. – Ты по делу?
– Хорошенькое дело, – обиделся Кирейн. – Деревни-то нету, вот и дело всем нашлось – спасаться… Думбала моя сгорела. Как ты ушел, так на следующий день и началось, да недолго продолжалось. Кто говорит – два детеныша напали, кто – три. Я не считал, я кустами уполз. Трескучий лес весь выгорел, а туда многие побежали… Э, ты чего? Ты не кидайся. Жива твоя Хлоя, жива, и пасынки живы. Новую Хранительницу вот убило, Фавоний прямо в своем доме на Нимб отошел, это так, и из гонцов никого живых не осталось, ну меня и послали вперед – предупредить. Решили пока в Город перебраться, это Полидевк с Парисом придумали. Парис, как налетел детеныш, в лес утек, и все равно бороду ему опалило, а Полидевк в драконьей яме отсиделся, волдырями только весь пошел, как жаба…
– А… Филиса? – обмирая, спросил Леон.
– Это какая же? А, знаю. Жива, не обожглась даже. Дойдут… к утру, я думаю. – Кирейн помычал, держась за голову, и выразительно посмотрел на Леона. – Капельку бы мне… капелюшечку…
– Ты знал? – вне себя Леон тряс Умнейшего за сари, скрученное жгутом на груди. – Знал и молчал?! Почему?
Кучка раскрывших рты подростков с Тирсисом во главе с восторгом и ужасом смотрела, как ссорятся два великих человека. Плетеный, похожий на гнездо предмет свалился с головы Умнейшего, и та моталась, как спелая брюква в пору стрясыванья урожая.
Деревня погибла. Уцелевшие пробирались в Город. Потерянно оглядываясь на пепелище, кровавя ноги о траву-колючку, сбивая ступни о древесные корни, вспучившие ниточки лесных троп, шли, неся на руках обожженных, женщины, старики, дети… Филиса. Падающий с неба огонь пожрал все. Сгорели люди, и нет людей. Сгорел дом с так и не вставленным новым стеклом в окне спальни, и нет дома. Да что там дом…
– Знал ведь… – рычал Леон. – Знал…
Острая боль заставила сжаться внутренности. Леон судорожно глотнул воздух. Пусто… Чернота.
– Держись, – донесся откуда-то из ничего голос Умнейшего. – Как держался за меня, так и держись, не отпускай. Не хватало тебе еще грохнуться при всех.
Сознание
– Прости, что пришлось тебя прервать. Сейчас отдышусь, и можешь потрясти еще. Я подожду, пока тебе не надоест.
Рот наполнился вязкой слюной. Леон сглотнул.
– Прости. Я не хотел.
– Хотел и сделал, – возразил старик. – Сейчас самое время делать именно то, что хочется… только запомни: глупости тоже нужно делать с умом.
– Драконий хвост, – буркнул Леон, остывая. – Мальчик я тебе, что ли? Я охотник! Почему сразу не сказал об эстафете?
– А не было никакой эстафеты, – Умнейший развел руками. – Поверь или проверь – не было. Да и зачем она? Я с самого начала знал, что не ты придешь в деревню, а деревня придет к тебе, и довольно скоро.
– Знал и молчал?
– Ты бы не поверил. Вспомни, как я уговаривал людей уходить из деревни. Ушел ли кто-нибудь?
– И я должен был остаться, – упрямо сказал Леон. – Одного детеныша я уже убил, Нимб помог бы убить и второго.
– Ты действительно веришь в то, что совершил нечто выдающееся? – спросил Умнейший. – Если бы оно было так… Ладно, оставим другим это приятное заблуждение. Мальчик! Насколько я знаю, уничтожить зауряд-очиститель настолько же трудно, насколько трудно убить дракона зубочисткой. Тебе просто-напросто невероятно повезло – чудеса еще и сейчас иногда случаются. Может быть, у тебя легкая рука. – Старик критически осмотрел Леона. – Кроме того, ты неглуп, и этим мне нравишься. Я еще до всей этой катавасии тебя приметил. Правда, ты вторично пошел на автоном-очиститель с одной лишь духовой трубкой, что отнюдь не говорит в пользу твоего ума, зато оба раза ухитрился остаться в живых, а это, возможно, доказывает обратное. Почему, думаешь, я тебя вытащил в Город? Потому, что в такое время несколько умных людей должны на первых порах остаться живыми и относительно целыми, чтобы подумать за себя и за других, что же сейчас надлежит делать…
Леон дернулся. Старик вцепился в одежду мертвой хваткой – не разжимать же ему пальцы при всех. Права Хранительница: не Умнейший он – Хитрейший. Все просчитал с самого начала. И с самого начала – лгал…
– И что же надлежит делать? – злобно спросил Леон.
– Сейчас нам нужна кучка людей, хотя бы и мальчишек, которые поверят в тебя и в твое дело… Не перебивай меня! Будет дело, оно уже движется и на первом этапе состоит в том, чтобы люди пошли за тобой, потому что без напряжения сил огромного числа людей у нас просто ничего не выйдет… На Хранительниц я с самого начала не рассчитывал, и за Умнейшим в такое время вряд ли пойдут, а за великим стрелком – возможно. По сути, это наш единственный шанс. Ну и я помогу чем сумею.
– Пусти меня! Им что, обязательно надо за кем-то идти?
– Ты спросишь меня, отчего человек устроен так, а не иначе? Я не отвечу. Ты же пошел за Линдором на пустошь и не спрашивал, почему надо идти. Просто пошел, хотя Линдор не был великим стрелком… И помни главное: каждый упущенный тобой день, каждый час, каждый жест, способный кого-то оттолкнуть, – это люди, которых ты мог бы спасти и не спас.
– А почему их должен вести непременно я?
– Потому что ты один из немногих, кто уже сейчас понимает необходимость в срочном порядке что-то менять. В худшем случае – начинаешь понимать. Боюсь, до большинства населения эта истина дойдет поздновато. И еще: ты мне нравишься.