Тысяча и одна минута. Том 3
Шрифт:
Приходит сын старухи; надо ему идти дрова колоть.
«Матушка! где топор?»
– Да служивый съел.
«Как съел?»
– Да так. Я ему и варила его; еще спасибо добрый солдат попался, не то, что у Спиридоновны: топор-то был совсем сырехонек; а служивый, такой добрый, – ну, говорит, ужую как нибудь!
Проделка вторая
Яшка между тем променял топор на алтыны; а как еще рано было в полк являться, то он отправился
Приходит в другую избу в деревне, сидит старуха лен прядет.
«Здравствуй, бабушка!.. каково живешьможешь, не ломаешь ли зубов, когда сухари гложешь?»
– Слава Богу, родимый, помаленьку живу себе.
А родимый обернулся раз пять кругом, видит стащить нечего, все припрятано; давай со старухой раздобарывать.
«Ну, бабушка, внук твой тебе поклон прислал.»
Какой внук?
«Ну молодой-то парень, что из вашей деревни в солдаты отдан!»
– Уж не Матвей ли?
«Точно, внук твой Матвей; неужели ты его забыла?»
– Да ведь он умер прошлым годом, мы но нем и панихиду справили.
«Что за беда, что умер, умереть пожалуй умри, а службу знай; коли праздник да отдых, будь себе покойник, а как на ученье или к походу, опять вставай на работу!»
– Неужели, родной, у вас и покойникам-то покоя нет?
«Да, бабушка, что таить, таки и им достается!.. Вот на что я, примером сказать, раз семь умирал, а побудешь на том свете, да и тягу задашь: ведь если в полк вовремя не явишься, так отделают, что и умирать закаешься!»
– Как же, батюшка, мужички-то? как умрет, то уж и не встанет.
«То мужички, а наше дело солдатское: забьют в барабан, где хочешь будь а во фрунт явись!.. ведь если бы, бабушка, всякий солдат начистую умирал, ни одного бы и не осталось на свете.»
– И то, родимый; а ведь вас тьма тьмущая, кажись и счета нет.
«Много-то нас много, да житье-то наше мудреное!.. Вот хоть бы твой внучек, Матвей; пришел сердяга с того света, весь износился, рубашенки на плечах нет; эх, говорит, кабы не дальняя дорога, пошел бы к старушке-бабушке, дала бы она мне холста на рубаху, такая она добрая!»
– Ах свет ты мой, Матвеюшка, сказала старуха разжалобившись, да я для тебя, родимого, хоть на три рубахи дам.
«Ай, бабушка; вот добрая старушка, любит внучка!.. Дай-ко я ему отнесу, то-то он обрадуется!. будет за тебя Богу молить, будет благодарствовать.»
Встала старушка с донца, пошла вынула холст и хочет отрезать внуку-покойнику на три рубахи.
«Постой, бабушка, говорит Яшка, постой, дай я так отнесу: есть у нас швец-портняга; он три рубахи выкроит да еще на четвертую выгадает, а и то меньше холста пойдет, нежели ты сама отрежешь; дай я к нему отнесу; а что останется, то тебе назад доставлю тотчас же.»
– Изволь, родимый служивый, пусть
Отдала старушка холст, а Яшка и спасибо бабушке: не даром у него день прошел, не даром он старуху уговаривал.
Пришли домашние; поразсказала старуха, как она внуку-покойнику послала холст, чтобы он на три рубахи отрезал себе…. Забранились на нее домашние: что ты, старая, наделала! Ведь солдат-то плут обманул тебя, наговорил тебе небылиц, а ты и поверила; поди скорее к командиру, проси, чтобы он отдать приказал!»
Спохватилась старуха. И в самом деле, говорит, ах плут-разбойник, ведь и то он обманул меня, хотел тотчас же назад принесеть, ан уж вечер, а его нет, как нет!.. сей-час же пойду отыщу его, да еще командиру пожалуюсь!
«А как ты его узнаешь?» говорят домашние.
– Узнаю, тотчас узнаю; у меня верная примета есть!
Поплелась старуха жаловаться; пришла к офицеру. Батюшка, командир милостивый, солдат твоего пока у меня обманом целый холст стянул, прикажи мне у него назад взять!
«Я не знаю, старушка, который солдат; знаешь ли ты его имя?»
– Нет, кормилец, имени не знаю.
«Как же я его отыщу?»
– Я узнаю его попримете, только прикажи мне осмотреть всех.
«Изволь, бабушка; если узнаешь, то я его не помилую.»
Вывели всех солдат, поставили в ряд и Яшка тут же, как правый; бравее всех в строю стоит.
«Который же» спрашивает офицер.
– А вот сей-час осмотрю, родимый.
Обошла старушка спереди, не может узнать; а как поглядела сзади, так и ударилась выть голосом:
– Ах ты, батюшка мои, ах родной кормилец ты мои!. Да они у тебя таковские, у лих у всех сзади полы-то поразрезаны…
Так старушка повыла-поплакала, а не нашла виноватого.
Проделка третья
Яшка на другой день опять за проказы. Забежал в третью избу, опять, кроме старухи, нет никого. Яшке опять это на руку.
«Ну что, бабушка-старушка, здорово; где твои молодые-то?»
– Да пошли все в поле на работу.
«Эко дело! А что, небойсь скоро воротятся?»
– И нет, родимый, разве к вечеру.
«Эх досадно; а мне бы хотелось с ни мы повидаться, видно подождать придет!.. Давай пока, бабушка, недосуге покалякаем… Ну, что, как у вас в деревне?.. каков бурмистр, староста, каковы оброки, хороши ли хлеба уродилися?»
Старуха радехонька поговорить; рассказывает да распрашивает; а Яшка вертится на одном месте туда и сюда, поглядывает и по стенам, и под лавками, нет ли чего на его руку лишнего, однако ничего не видать, все поприбрано.
Старуха все пересказала, давай сама распрашивать.