Тысяча и одна ночь (сборник)
Шрифт:
Себ почувствовал, что у него пересохло во рту. Конечно, она покраснела недостаточно, и вряд ли хотела, чтобы он взял ее именно здесь; это было бы похоже на публичное выступление перед всеми этими самовлюбленными снобами, любителями симфонической музыки в смокингах там, внизу, которые сосредоточили все свое внимание на высокоинтеллектуальном классическом представлении. Бриз подозвала его. Он встал перед ней. Шум в зале утих, оркестр вот-вот должен был заиграть. Когда дирижер подошел к пульту, послышался шум аплодисментов. Изгибы тела Бриз были настоящим произведением искусства, ее плечи и спина напоминали скрипку. Приглушенный свет окутывал ее, благодаря его мерцанию ее кожа казалась гладкой, как грудь лебедя. Себ сглотнул, волосы у него на загривке взъерошились от предвкушения. Это был его шанс снова обладать женщиной, мысли о которой — приходится в этом признаться — в течение многих месяцев изводили
Себ хотел распаковать ее медленно, как самый желанный новогодний подарок. Он провел пальцами по ее руке, согнувшейся, когда он ее коснулся. Себ заметил, что при этом по ее телу пробежала дрожь удовольствия. Ее кожа пылала, он мог уловить запах экзотического масла для ванны, корицы, гвоздики, лилии, он понял, что она, должно быть, провела весь день, готовя себя для него. Представив ее приготовления, мыло, стекающее по ее телу, руки, наносящие нежные сливки на кожу груди, он ощутил огонь, опаляющий его чресла, и пока он не отрываясь смотрел на нее и гладил ее кожу, ее грудь затвердела и острые кончики натянули шелк платья. Он встал ближе и наклонился, вдыхая ее, как будто втягивал ноздрями аромат, исходящий из бутылки самого прекрасного вина Chateau d’Yquem. Он коснулся губами ее ключицы и двинулся вдоль нее, покрывая ее поцелуями. У нее была божественная кожа. Он наблюдал, как ее сосок все четче прорисовывается под тонкой тканью платья, и его член отозвался. Он хотел, чтобы она желала его так же, как он желал ее. Ниточка вены на ее шее запульсировала — сначала медленно, затем, в тот момент, когда он перенес свои поцелуи с шеи на знойные холмы ее груди, забилась быстрее. Она отклонилась вбок, доносящиеся снизу обжигающие сердце звуки скрипок и виолончелей вторили ударам ее сердца, трепещущего под тонким платьем.
Затем, как будто они оба совершали сложные па любовного танца, она сделала движение, давшее ему возможность коснуться ее — то, чего ему так недоставало. Она обвила его шею руками и притянула его к себе, а он наклонился и прижал свои губы к ее открытому рту. Она показалась ему слаще всего на свете — у нее был вкус медовых, напоенных солнцем фруктов. Ее язык искал его, играл с ним, ее тело прижималось к нему, на мгновение она поколебалась, ощущая ускоряющуюся эрекцию члена, выпирающего из его облегающих брюк, а затем, когда их поцелуй стал более глубоким, направила его в себя. Его пальцы пробежались по ее спине, он ощущал вибрирующее внутри нее желание и больше не мог сдерживаться. Ему необходимо было видеть ее, выпить ее до конца. Себ осторожно поставил ее перед собой и аккуратно снял с нее всю одежду, наблюдая, как складки шелка взлетают и вновь опадают в такт ее дыханию. Затем, спустив бретельки платья с ее плеч, он позволил ему упасть и обрушиться на пол. На ней больше ничего не было, кроме небольшой золотой цепочки и медальона на шее. В окружавшей их полутьме ее обнаженное тело сияло, и он понял, что хотел бы проглотить ее. Всю. До последнего, самого крошечного кусочка.
Он встал перед ней на колени и спрятал лицо в ее бедрах, чувствуя, как они напряглись в ожидании. Музыка пробивалась сквозь пол, вибрируя внутри нее. Она обвила руками его шею и прижала его лицо к своей мягкой поросли. Такая мягкая, нежная, душистая… ему необходимо было отведать ее, насладиться ее вкусом и ароматом. Он больше не мог ждать. Он встал, подхватил ее на руки и бросил на кровать, наблюдая, как ее полная грудь дразняще покачивается, постепенно успокаиваясь. В одно мгновение он раздвинул ей ноги, встал на колени у ее входа и устремил на нее взгляд, как будто она была декадентской бело-розовой орхидеей. Затем пальцами развел ее лепестки и через секунду уже дегустировал ее, прижимая губы к ее пульсирующему клитору и вращая языком. Он играл на ней, как самые прекрасные музыканты играют на своих инструментах, он поднимал руку и принимал ее горячую, нетерпеливую грудь в сложенные чашечкой ладони, наблюдая, как она вытягивается и извивается в ответ. Его пальцы обнимали ее соски, заставляя их окончательно затвердеть, и он ощущал дрожь ее экстаза.
Ему необходимо было оказаться внутри нее. Музыка заиграла громче, ее энергия усилила каменную твердость его члена, возбужденного счастьем от ее близости. Он поднялся, сбросил пиджак на пол и начал расстегивать ремень, но затем, когда музыка изменилась, смягчаясь и затихая, власть перешла к Бриз. Она села и заставила его лечь перед ней, затем встала на колени и вытащила заколки из волос, чтобы позволить им растечься по ее высвободившейся груди. Он задохнулся от тяжести этих округлых холмов — они были похожи на роскошные зрелые плоды, свисающие с дерева, готовые упасть в руки сборщика урожая, и протянул ладони,
Он был удивлен этим движением — ни одна женщина не доставляла его соскам такого наслаждения. Затем она села на него верхом, накрыв его пульсирующий член ягодицами, и начала извиваться на нем, одновременно посасывая его соски. Затем покачалась, располагая свой вход напротив его члена, сжала его и понеслась, доводя его до безумия. Когда она двигалась вверх и вниз вдоль члена, увлажняя его своими соками, покрывая своим мускусным ароматом и проводя вдоль него набухшим клитором, казалось, что она вот-вот закончит сама. Он сильнее сжал ее груди, слыша ее стоны от вспышек легкой боли в те моменты, когда он сжимал ее соски, плоть ее тяжелых округлых холмов, заполнивших его ладони. Он больше не мог это выносить. Ему хотелось самому получить главный приз — довести ее до оргазма в тот момент, когда он находился внутри нее. Одной рукой обхватив ее великолепную ягодицу, он поднял и остановил ее, сжав другой рукой свой пульсирующий член.
Его член блестел от ее влаги, равномерно затвердевший от ощущения давления ее ягодиц и трения клитора. Себ нашел ее глубокую щель и затолкал себя внутрь нее, и, когда он снова обхватил ее ягодицы, вопль ее экстаза утонул в бурном крещендо скрипок. Его пальцы были влажными от ее страстных соков, ее полузакрытые глаза мерцали, как звезды, когда она скакала на нем так, как будто он был бешеным полудиким жеребцом, а она — наездницей на родео. Его опытные руки мяли ее влажные груди, а она только ускоряла темп скачки. Ее ягодицы ударяли по его бедрам, гладкая поверхность промежности скользила вверх и вниз по его члену, который втягивался в тугой, узкий проход, наслаждаясь помощью ее восхитительной влаги. О боже, он не мог больше выносить этого! Ее чувственное тело, форма которого напоминала благородную гитару, было идеальным инструментом для того, чтобы сводить его с ума. Он открыл рот и закричал, потому что почувствовал, как его мужское естество поднялось и выстрелило в нее в тот момент, когда ее движения стали беспощадно быстрыми. Она открыла глаза и слилась с ним, заглядывая ему прямо в душу. Она неслась на нем вскачь, доводя до безумного оргазма в тот момент, когда снизу доносились громоподобные раскаты барабанов, грохот цимбал, и мощь кульминации, объединившей оркестр и заполнившей собой весь Альберт-холл, заглушила его крики.
Он чувствовал сонливость, опустошенность и удовлетворение. Если бы в эту секунду настал конец света, он бы погиб безумно счастливым человеком. Позолоченная кровать была превосходна. Изумительный, роскошный, красный Альберт-холл был экстравагантен, и это начинало гармонировать с его ощущениями от Бриз, лежащей на спине рядом с ним. Нет, она не была Снежной королевой. Он повернулся к ней и заметил у нее гусиную кожу.
— Вам холодно. — Он нежно накрыл ее, прижал к себе ее разгоряченное тело. Внезапно, когда он обвил ее рукой, обнял и придвинул к себе, он ощутил порыв нежности, желания защитить ее. Он не хотел, чтобы ей было холодно, не хотел, чтобы она была голодна или недовольна. Это были совершенно новые ощущения, необычные для Себа.
В офисе его фирмы она была словно льдинка. Когда Себ поймал ее на краже, она была как огонь, все в ней говорило: «Не подходите ко мне». Но после того, как он овладел ею, она стала похожа на тайный сад, отгороженный от мира железной оградой. Как только ворота открылись, стало ясно, что этот сад нежный и ароматный, влажный и очень женственный. Музыка плыла ввысь, окутывая их, они лежали словно в собственном таинственном шатре. Весь остальной мир — сотни людей, сидевших внизу, — не имели для них никакого значения. Себ почувствовал, что всю жизнь ждал этого момента, возможности почувствовать эту близость другого человека, и теперь он на мгновение понял то, что имели в виду люди, когда говорили, что «за деньги счастья не купишь». Они имели в виду именно такие моменты. Теплота, близость, единение. Он потянулся и коснулся золотой цепочки у нее на шее — сердечко, на котором мерцал крошечный бриллиант.
— Мило. Подарок от любовника? — Где-то глубоко в груди он почувствовал острый укол сильной боли. Ревность?! Нечто, чего он никогда не испытывал прежде. Это было больно.
— Нет, — она нежно посмотрела на кулон. — От сестры, на мой 18-й день рождения. Она целый год откладывала деньги, чтобы купить его. Я всегда ношу его — это самое ценное, что у меня есть.
Себ качнул кулон, заставив его засиять.
— Вам повезло иметь родного человека, о котором вы можете заботиться. Когда-то и у меня был брат. Старший брат.