Тысяча и одна ночь

Автор неизвестен

И аль-Амджад засмеялся, хотя сердце его было полно гнева, а затем он вошёл и сел, отдуваясь и думая про себя: «О злое убийство, что ждёт меня, когда придёт хозяин дома!» И женщина села с ним рядом и стала играть и смеяться, и аль-Амджад был озабочен и нахмурен и строил насчёт себя тысячу расчётов, думая: «Хозяин дома обязательно придёт, и что я ему скажу? Он обязательно убьёт меня, без сомнения, и моя душа пропадёт».

А женщина поднялась и, засучив рукава, взяла столик и накрыла его скатертью и уставила кушаньями и стала есть и сказала аль-Амджаду: «Ешь, о господин мой!» И аль-Амджад подошёл, чтобы поесть, но еда не была ему приятна, и он поглядывал в сторону двери, пока женщина не поела досыта. И она убрала столик и, подав блюдо с плодами, принялась

закусывать, а затем подала напитки и, открыв кувшин, наполнила кубок и протянула его альАмджаду. И аль-Амджад взял кубок, говоря про себя: «Увы, увы мне, когда хозяин этого дома придёт и увидит меня!»

И глаза его были устремлены в сторону входа, и кубок был у него в руке, и когда он так сидел, вдруг пришёл хозяин дома. А это был мамлюк [253] , один из вельмож в городе, – он был конюшим у паря, – и эта комната была приготовлена им для удовольствия, чтобы его грудь там расправлялась и он мог бы уединяться в ней с кем хотел. А в этот день он послал к одному из своих возлюбленных, чтобы тот пришёл к нему, и приготовил для него это помещение. И звали этого мамлюка Бахадур, и был он щедр на руку, раздавал милостыню и оказывал благодеяния. И когда он подошёл близко…»

253

Мамлюк – буквально «находящийся во владении». Так арабы называли белокожих невольников, которых во множестве покупали в мусульманском Египте султаны и их приближённые. Иноземцы-мамлюки, которых тысячами доставляли в столицу Египта, быстро обособились в замкнутую военную касту и постепенно сделались подлинными хозяевами страны фараонов.

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Двести тридцать вторая ночь

Когда же настала двести тридцать вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Бахадур, хозяин дома, конюший, подошёл к воротам дома и увидел, что ворота открыты, он стал входить понемногу-понемногу и, вытянув голову, посмотрел и увидел аль-Амджада и женщину, и перед ними блюдо с плодами и кувшины, я аль-Амджад в ту минуту держал кубок, а глаза его были направлены к двери. И когда глаза аль-Амджада встретились с глазами хозяина дома, его лицо пожелтело, и у него Задрожали поджилки, а Бахадур, увидев, что он пожелтел и изменился в лице, сделал ему знак, приложив ко рту палец, что значило: „Молчи и подойди ко мне!“

И аль-Амджад выпустил из руки кубок и поднялся, а женщина спросила его: «Куда?» – и он покачал головой и сделал ей знак, что идёт отлить воду, а потом он вышел в проход, босой, и, увидав Бахадура, понял, что это хозяин дома. И он поспешил к нему и поцеловал ему руки и воскликнул: «Ради Аллаха, господин мой, прежде чем причинить мне вред, выслушай, что я скажу». И затем он рассказал ему свою историю, с начала до конца, и сообщил, почему он покинул свою землю и царство, и сказал, что он вошёл в дом не по своей воле, но что эта женщина сломала засов и открыла ворота и совершила все эти поступки.

И когда Бахадур услышал слова аль-Амджада и узнал о том, что с ним случилось и что он царский сын, он почувствовал к нему влечение и пожалел его и сказал: «Выслушай, о Амджад, мои слова и повинуйся мне, и тогда я ручаюсь за твою безопасность от того, чего ты боишься, а если ты меня не послушаешься, я убью тебя». – «Приказывай мне, что хочешь, я не ослушаюсь тебя никогда, так как я отпущенник твоего великодушия», – ответил ему аль-Амджад. И Бахадур сказал: «Войди сейчас в дом и садись на то место, где ты был, и успокойся, а я войду к тебе (а зовут меня Бахадур), и когда я войду к тебе, начни меня ругать и кричать на меня и скажи: „Почему ты задержался до этого времени?“ – и не принимай от меня оправданий, но побей меня, а если ты меня пожалеешь, я лишу тебя жизни. Входи же и веселись, и все, что ты ни потребуешь, ты тотчас же найдёшь перед собой готовым.

Проведи эту ночь, как ты любишь, а завтра отправляйся своей дорогой; все это я делаю из уважения к тому, что ты на чужбине, ибо я люблю чужеземцев и обязан оказывать им почёт».

И аль-Амджад поцеловал Бахадуру руки и вошёл, и лицо его облачилось в румянец и белизну, и, едва войдя, он сказал женщине: «О госпожа моя, ты развеселила моё обиталище, и это благословенная ночь». А женщина ответила: «Поистине, удивительно, что ты теперь проявил ко мне дружбу!» – «Клянусь Аллахом, о госпожа, – сказал аль-Амджад, – я думал, что мой невольник Бахадур взял у меня драгоценные ожерелья, каждое ожерелье ценою в десять тысяч динаров, а сейчас я вышел, раздумывая об Этом, и стал искать и нашёл их на месте. Я не знаю, почему мой невольник задержался до сего времени, и обязательно нужно будет его наказать».

И женщина успокоилась после слов аль-Амджада, и они стали играть, пить и веселиться, и наслаждались, пока не приблизился закат солнца. И тогда к ним вошёл Бахадур (а он переменил на себе одежду и подпоясался и надел на ноги туфли, как обычно для невольников) и, поздоровавшись, поцеловал землю и заложил руки за спину, понурив голову, как тот, кто признает свою вину. И альАмджад взглянул на него гневным взором и сказал: «О сквернейший из невольников, почему ты опоздал?» – а Бахадур ответил: «О господин мой, я был занят стиркой платья и не знал, что ты здесь, так как мы сговорились с тобою встретиться вечером, а не днём». И аль-Амджад закричал на него и сказал: «Ты лжёшь, о сквернейший из невольников, клянусь Аллахом, я обязательно тебя побью!»

И он поднялся и, разложив Бахадура на полу, взял палку и стал осторожно бить его, но тут женщина встала, вырвала палку из его рук и принялась жестоко бить Бахадура, так что тому стало больно от побоев и у него потекли слезы. И он начал звать на помощь, скрипя зубами, а аль-Амджад кричал женщине: «Не надо!» – но та говорила: «Дай мне утолить мой гнев на него!» Потом альАмджад выхватил палку из рук женщины и оттолкнул её, а Бахадур поднялся, утёр с лица слезы и почтительно простоял некоторое время перед ними обоими, а затем он вытер в комнате пол и зажёг свечи.

И всякий раз, как Бахадур входил или выходил, женщина принималась ругать и проклинать его, а аль-Амджад сердился на неё и говорил: «Заклинаю тебя Аллахом великим, оставь моего невольника – он к этому не приучен». И они все время пили и ели, а Бахадур им прислуживал до полуночи, пока не устал от службы и побоев.

И он заснул посреди комнаты и стал храпеть и хрипеть, а женщина напилась пьяная и сказала аль-Амджаду: «Встань, возьми этот меч, что висит там, и отруби голову твоему невольнику, а если ты этого не сделаешь, я устрою так, что погибнет твоя душа». – «И что это тебе вздумалось убивать моего невольника?» – спросил аль-Амджад, и женщина воскликнула: «Удовольствие не будет полным, если я не убью его, и если ты не встанешь, встану я и убью его». – «Заклинаю тебя Аллахом, не делай этого», – сказал аль-Амджад, но женщина воскликнула: «Этого не миновать!»

И, взяв меч, она обнажила его и собралась было убить Бахадура. И аль-Амджад сказал про себя: «Этот человек сделал нам добро и защитил нас и был с нами милостив и сделал себя моим невольником; как же мы воздадим ему убийством? Не бывать этому никогда!» – «Если ты считаешь, что смерть моего невольника неизбежна, то я имею больше права убить его, чем ты», – сказал он женщине, а затем он взял меч у неё из рук и, подняв меч, ударил женщину по шее и отмахнул ей голову от тела.

И голова её упала на хозяина дома, и тот проснулся и сел и открыл глаза и увидел, что аль-Амджад стоит и меч в его руке окрашен кровью. Потом он взглянул на девушку и, увидев, что она убита, спросил про неё аль-Амджада, и тот повторил ему её историю и сказал: «Она отвергла все, кроме твоего убийства, и вот воздаяние ей». И Бахадур поднялся и поцеловал аль-Амджада в голову и сказал: «О господин, что, если бы ты простил её! Теперь остаётся только одно: сейчас же вынести её, пока не пришло утро».