Тысяча и одна ночь
Шрифт:
И, увидав её, Хасан лишился здравого рассудка, и его ум был похищен, и понял он, что его сестра запретила ему открывать дверь только по этой причине. И Хасана охватила любовь к этой девушке, так как он увидел её красоту, прелесть, стройность и соразмерность. И она играла и шутила и брызгалась водой, а Хасан стоял и смотрел на девушек и вздыхал от того, что был не с ними, и его ум был смущён красотой старшей девушки. Его сердце запуталось в сетях любви к ней, и он попал в сети страсти, и глаза его смотрели, а в сердце был сжигающий огонь – душа ведь повелевает злое. И Хасан заплакал от влечения к её красоте и прелести, и вспыхнули у него в сердце огни из-за девушки, и усилилось в нем пламя, искры которого не потухали, и страсть, след которой не исчезал.
А потом, после этого, девушки вышли из пруда, и Хасан стоял
И поднял рубаху я, и каф её обнажил, И вижу, что тесен он, как нрав мой и мой надел И дал половину я, она же – вздохнула лишь.
Спросил я: «О чем?» Она в ответ: «Об оставшемся», А когда девушки вышли из воды, каждая надела свои одежды и украшения, а что касается старшей девушки, то она надела зеленую одежду и превзошла красотой красавиц всех стран, и сияла блеском своего лица ярче лун на восходах. И она превосходила ветви красотою изгибов и ошеломляла умы мыслью об упрёках, и была она такова, как сказал поэт:
Вот девушка весело, живо прошла,У щёк её солнце лучи занимает.Явилась в зеленой рубашке она,Подобная ветке зеленой в гранатах.Спросил я: «Одежду как эту назвать?»Она мне в ответ: «О прекрасный словами,Любимым пронзали мы жёлчный пузырь,И дул ветерок, пузыри им пронзая…»И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот восемьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан увидал, как девушки вышли из пруда, и старшая из них захватила его ум своей красотой и прелестью, он произнёс эти стихи. А девушки, надев свои платья, сели и стали беседовать и пересмеиваться, а Хасан стоял и смотрел на них, погруженный в море страсти, и блуждал в долине размышлений и говорил про себя: „Клянусь Аллахом, моя сестра сказала мне: „Не открывай этой двери“, только из-за этих девушек, боясь, что я привяжусь к одной из них“.
И он принялся смотреть на прелести старшей девушки, а она была прекраснее всего, что создал Аллах в её время, и превзошла красотой всех людей. Её рот был подобен печати Сулеймана [618] , а волосы были чернее, чем ночь разлуки для огорчённого и влюблённого, а лоб был подобен новой луне в праздник Рамадана, и глаза напоминали глаза газели, а нос у неё был с горбинкой, яркой белизны, и щеки напоминали цветы анемона, и уста были подобны кораллам, а зубы – жемчугу, нанизанному в ожерельях самородного золота. Её шея, подобная слитку серебра, возвышалась над станом, похожим на ветвь ивы, и животом со складками и уголками, при виде которого дуреет влюблённый, взволнованный и пупком, вмещающим унцию мускуса наилучшего качества, и бёдрами – толстыми и жирными, подобными мраморным столбам или двум подушкам, набитым перьями страусов, а между ними была вещь, точно самый большой холм или заяц с обрубленными ушами, и были у неё крыши и углы. И эта девушка превосходила красотой и стройностью ветвь ивы и трость камыша и была такова, как сказал о ней поэт, любовью взволнованный:
618
Печать Сулеймана – растение из семейства лилейных, с цветком которого здесь сравниваются уста красавицы.
И девушки продолжали смеяться и играть, а Хасан стоял на ногах и смотрел на них, позабыв об еде и питьё, пока не приблизилось время предвечерней молитвы, и тогда старшая девушка сказала своим подругам: «О дочери царей, уже наскучило оставаться здесь. Поднимайтесь же, и отправимся в наши места». И все девушки встали и надели одежды из перьев, и когда они завернулись в свои одежды, они стали птицами, как раньше, и все они полетели вместе, и старшая девушка летела посреди них. И Хасан потерял надежду, что они вернутся, и хотел встать и уйти, но не мог встать, и слезы потекли по его щекам. И усилилась его страсть, и он произнёс такие стихи:
«Лишусь я пусть верности в обетах, коль после васУзнаю, как сладок сон и что он такое.И глаз не сомкну я пусть, когда вас со мною нет.И после отъезда пусть не мил будет отдых.Мне грезится, когда сплю, что вижу опять я вас,О, если бы грёзы сна для нас были явью!Поистине, я люблю, когда и не нужно, спатьБыть может, во сне я вас, любимые, встречу».И потом Хасан прошёл немного, не находя дороги, и спустился вниз во дворец. И он полз до тех пор, пока не достиг дверей комнаты, и вошёл туда и запер её и лёг, больной, и не ел и не пил, погруженный в море размышлений, и плакал и рыдал над собой до утра, а когда наступило утро, он произнёс такие стихи:
«И вот улетели птицы вечером, снявшись,А умер кто от любви, в том нет прегрешенья.Я буду скрывать любовь, пока я смогу скрывать,Но коль одолеет страсть, её открывают.Пришёл ко мне призрак той, кто видом всем схож с зарёй,У ночи моей любви не будет рассвета.Я плачу о них, и спят свободные от любви,И ветер любви теперь со мною играет,Я отдал слезу мою, и деньги, и душу всю,И разум, и весь мой дух, – а в щедрости прибыль.Ужаснейшей из всех бед и горестей нахожуЯ милой красавицы враждебность и злобу,Он говорит: «Любовь к прекрасным запрещена,А кровь тех, кто любит их, пролить не запретно»Что делать, как не отдать души изнурённому —Отдаст он её в любви, – любовь – только шутка.Кричу от волнения и страсти к любимой я —Ведь истинно любящий на плач лишь способен»А когда взошло солнце, он отпер дверь комнаты и пошёл в то место, где был раньше, и сидел напротив той залы, пока не пришла ночь, но ни одна птица не прилетела, и Хасан сидел и ждал их. И он плакал сильным плачем, пока его не покрыло беспамятство, и тогда он упал на землю, растянувшись, а придя в себя после обморока, он пополз и спустился вниз, и пришла ночь, и сделался весь мир для него тесен.
И Хасан плакал и рыдал над собою всю ночь, пока не наступило утро и не взошло солнце над холмами и долинами, и он не ел, не пил и не спал и не находил покоя.