Тысяча и одна ночь
Шрифт:
И Данис, услышав её стихи, вернулся в свою келью, задумчивый, не зная, как поступить в деле этой девушки, и он провёл эту ночь в наихудшем состоянии. А когда опустилась ночь, Зейн-аль-Мавасиф встала и сказала своим невольницам: «Пойдёмте! Нам не справиться с сорока человеками из монахов, когда каждый из них соблазняет меня». И невольницы ответили: «С любовью и охотой!» И затем они сели на своих коней и выехали из ворот монастыря…»
И Шахразаду застигло
Когда же настала восемьсот шестьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Зейн-аль-Мавасиф со своими невольницами выехала из монастыря ночью, и они ехали не переставая и вдруг увидели шедший караван.
И они вмешались в караван, и вдруг оказалось, что это караван из города Адена, где была Зейн-аль-Мавасиф, и она услышала, что люди в караване разговаривают о происшествии с Зейн-аль-Мавасиф и говорят, что кадии и свидетели умерли от любви к ней и жители города назначили других кадиев и свидетелей и выпустили мужа Зейн-аль-Мавасиф из тюрьмы. И Зейн-аль-Мавасиф, услышав эти речи, обратилась к своим невольницам и спросила свою рабыню Хубуб: «Разве ты не слышишь эти речи?» И Хубуб ответила: «Если монахи, которые веруют, что опасаться женщин – благочестиво, пленились любовью к тебе, то каково же положение кадиев, которые веруют, что нет монашества в исламе! Но будем идти на родину, пока наше дело остаётся скрытым». И они пошли, силясь идти скорее, и вот то, что было с Зейн-альМавасиф и её невольницами.
Что же касается монахов, то, когда наступило утро, они пришли к Зейн-аль-Мавасиф для приветствия, но увидели, что её место пусто, и схватила их болезнь во внутренностях их. И первый монах разодрал свою одежду и начал говорить такие стихи:
«О Други, ко мне скорей придите! Поистине,Расстаться я с вами должен скоро, покинуть вас!Душа моя вся полна страданьями от любви,А в сердце таятся вздохи страсти смертельныеПо девушке, что пришла и наш посетила край, —С ней месяц, на небеса входящий, сравняется.Ушла она и меня убитым оставила,Стрелою поверженным, что смерть принесла, разя».А потом второй монах произнёс такие стихи:
«Ушедшие с душой моей, смягчитесь жеНад бедным вы и, сжалившись, вернитесь вновь.Ушли они, и ушёл мой отдых с уходом их.Далеко они, но речей их сладость в ушах моих.Вдали они, и вдали их стан. О, если быОни сжалились и во сне хотя бы вернулись к нам!Они сердце взяли, уйдя, моё и всего меняВ слезах, потоком льющихся, оставили».А потом третий монах произнёс такие стихи:
«Рисует ваш образ и глаза, и душа, и слух,И сердце моё – приют для вас, как и все во мне.И слово о вас приятней мёда в устах моих —Течёт оно, как течёт мой дух в глубине груди.И тонким, как зубочистка, вы меня сделалиОт мук, и в пучине слез от страсти потоплен я.О, дайте увидеть вас во сне! Ведь, быть может, выЛанитам моим дадите отдых от боли слез».А потом четвёртый монах произнёс такие два стиха:
«Онемел язык – о тебе скажу немного:Любовь – причина хвори и страданий.О полная луна, чьё место в небе,Сильна к тебе любовь моя, безумна!»А потом пятый монах произнёс такие стихи:
«ЛюблюА потом шестой монах произнёс такие стихи:
«Губящая в любви к себе разлукою,О бана ветвь, светило счастья взошло твоё!На грусть мою и страсть тебе я жалуюсь,О жгущая огнями роз щеки своей!В тебя влюблённый набожность обманет лиИ забудет ли поясной поклон и паденья ниц?»А потом седьмой монах произнёс такие стихи:
«Заточил он душу, а слезы глаз он выпустил,Обновил он страсть, а терпение разорвал моё.О чертами сладкий! Как горько мне расстаться с ним.При встрече он разит стрелою душу мне.Хулитель, прекрати, забудь минувшее —В делах любви тебе, ты знаешь, веры нет».И остальные патриции и монахи тоже все плакали и произносили стихи, а что касается их старшего – Джвиса, то усилился его плач и завыванья, но не находил он пути к сближению с нею. А потом он произнёс нараспев такие стихи:
«Терпенья лишился я, ушли когда милые,Покинула меня ты, надежда, мечта моя,Погонщик верблюдов, будь помягче с их серыми —Быть может, пожалуют они возвращение.Суров к моим векам сон в разлуки день сделался,И горе я обновил, а радость покинул я.Аллаху я жалуюсь на то, что в любви терплю, —Она изнурила тело, силу похитила».И когда монахи потеряли надежду увидеть Зейн-альМавасиф, их мнение сошлось на том, чтобы изобразить у себя её образ, и они согласились в этом и жили, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений.
Вот что было с этими монахами, обитателями монастыря. Что же касается Зейн-аль-Мавасиф, то она ехала, направляясь к своему возлюбленному, Масруру, и продолжала ехать, пока не достигла своего жилища. И она отперла ворота и вошла в дом, а затем она послала к своей сестре Насим, и когда её сестра услышала о её прибытии, она обрадовалась сильной радостью и принесла ей ковры и дорогие материи. И потом она убрала ей дом, и одела её, и опустила занавески на дверях, и разожгла алоэ, недд, амбру и благовонный мускус, так что дом пропитался их запахами и стал великолепнее всего, что бывает. А затем Зейн-аль-Мавасиф надела свои роскошнейшие материи и украсилась лучшими украшениями. И все это происходило, и Масрур не знал о её приезде, а напротив, был в сильной заботе и печали, больше которой нет…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот шестьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Зейн-аль-Мавасиф вошла в свой дом, её сестра принесла ей ковры и материи и постлала для неё и одела её в роскошнейшие одежды, и все это происходило, и Масрур не Знал о её прибытии, а напротив, был в сильной заботе и печали, больше которой нет. И Зейн-аль-Мавасиф села и начала разговаривать с невольницами, которые остались и не поехали с ней, и рассказала им обо всем, что с ней случилось, от начала до конца, а потом она обратилась к Хубуб и, дав ей денег, приказала ей сходить и принести чего-нибудь поесть ей и её невольницам. И Хубуб пошла и принесла то, что Зейн-аль-Мавасиф потребовала из еды и питья, и когда они кончили есть и пить, Зейн-аль-Мавасиф приказала Хубуб пойти к Масруру и посмотреть, где он, и взглянуть, каковы его обстоятельства.