Тысяча Имен
Шрифт:
— Винтер? — Голос принадлежал Бобби. Едва слышный шепот, словно на самом деле она и не стремилась, чтобы ее услышали. — Ты не спишь?
Винтер села. Силуэт Бобби смутно темнел на фоне звезд.
— Извини, — сказала капрал. — Я никак не могла заснуть и вот подумала…
— Ничего страшного. — Винтер заглянула в лицо Бобби, но различить его выражения не смогла. — Что–нибудь случилось?
— Не знаю. — Бобби неуклюже протянула вперед руку, ухватилась за нее другой рукой. — Сегодня днем, когда мы перебирались через скалы, я поранила
— Сильно поранила? — спросила Винтер. — Позвать Граффа, чтобы осмотрел?
— Нет, не надо, — сказала Бобби. — В том–то и дело. Все уже… зажило. Когда я завернула рукав, чтобы глянуть на рану, там было немного крови, но рана уже затянулась. И пяти минут не прошло.
— Ого!
Винтер устремила взгляд в темноту, туда, где спала Феор. Ханда- райку тоже было не разглядеть — она сжалась в комочек, забившись под одеяло с головой.
— Я осмотрела руку при свете лампы, — продолжала Бобби. — Кожа на том месте цела, но стала другой. В точности как…
— Я помню, — быстро перебила Винтер, опасаясь, что кто–то может слышать их разговор. И прибавила, понизив голос до шепота: — Утром спросим у Феор. Должна же она хоть что–то знать.
Бобби уныло кивнула. Глядя на ее силуэт, темневший в сиянии звезд, Винтер подивилась тому, что с первой встречи не распознала в юном капрале женщину. Такую маленькую, с тонкой шеей и узкими хрупкими плечами. Сейчас она съежилась, горестно опустив голову, и оттого походила на ребенка, который безуспешно пытается сдержать слезы. Да она же вся дрожит, поняла вдруг Винтер.
— Бобби? — осторожно окликнула она.
— Б-боже, как х-холодно, — пробормотала капрал, крепко обхватив себя руками за плечи. — Днем было такое пекло, что я думала, свалюсь замертво. Почему же сейчас такой холод?
Винтер помотала головой. И вдруг, повинуясь порыву, взяла девушку за руку, притянула ближе. Бобби ошеломленно вскинула голову.
— Ну, не робей, — сказала Винтер. — Это же старый солдатский обычай — жаться друг к другу, чтобы согреться холодной ночью. Я читала, что, когда Фарус Пятый воевал с мурнскаями, его солдаты целыми ротами сбивались в кучу, чтобы не замерзнуть до смерти. — Она улыбнулась. — Мне всегда трудно было представить эту картину. Сотня здоровенных потных парней с нелепыми усами, какие носили тогда все мужчины, — видела старинные полотна? Могу представить, какая стояла вонь.
Бобби слабо хихикнула. Подобрав ноги, она уселась на землю рядом с тюфяком, и Винтер обняла ее за плечи.
— Заметь, — сказала она, — я вовсе не считаю, что от меня сейчас пахнет хоть чуточку приятней.
— И от меня, — прошептала Бобби. — Я бы душу продала, только бы принять ванну!
— Горячую ванну, о да! — мечтательно подхватила Винтер. — Тебе когда–нибудь доводилось дежурить в купальне «тюрьмы»?
Бобби скривилась:
— Постоянно. Мы терпеть не могли этого дежурства. Драишь плитки, драишь…
— Со временем я стала ждать его с нетерпением. — После того как Джейн посвятила ее в радости
— Правда? — Бобби хихикнула. — И тебя ни разу не поймали?
— Ни разу. Директриса Дальгрен как–то похвалила меня за внимание к деталям. — Винтер сжала плечо девушки. — Ложись, я подвинусь.
Тюфяк был довольно узкий, и Винтер пришлось уступить большую его часть Бобби, но ее это устраивало. И так в самом деле было теплее, особенно когда Винтер укрыла их обеих тонким одеялом. Бобби лежала, напрягшись всем телом, как тетива, и до сих пор то и дело начинала дрожать. Винтер взяла ее ладони в свои — руки у Бобби были как ледышки.
Некоторое время они лежали молча. Мало–помалу Бобби, согретая чужим теплом, расслабилась, обмякла — так разжимается судорожно стиснутый кулак. Винтер позволила себе закрыть глаза и обнаружила, что начинает засыпать.
«Интересно, что скажут солдаты, когда обнаружат нас утром?» — Винтер попыталась ощутить беспокойство при этой мысли — не вышло.
— Винтер? — окликнула Бобби. — Можно тебя кое о чем спросить?
— Только если мне тоже можно будет кое о чем спросить тебя.
— Справедливо. Тогда ты первая.
— Как тебя зовут на самом деле? Мое настоящее имя ты знаешь.
Девушка помолчала.
— Меня всегда звали Бобби, — наконец сказала она, — только полное имя Ребекка, а не Роберт. Форестер — фамилия моей матери. Отца я не знала.
— Вот оно как. Это удобно. Меня в «тюрьме» звали Фаруссон, но это вымышленная фамилия, которую всегда дают сиротам. «Игерн- гласс» я взяла из одной книжки.
— Хорошая фамилия, — заметила Бобби. — Звучит вполне по- солдатски.
Снова наступило молчание.
— Ты хотела меня кое о чем спросить, — напомнила Винтер.
— Просто… — Бобби замялась. — Просто хотела узнать правду. О твоем побеге. Я слыхала добрую сотню разных историй, но все они какие–то ненастоящие.
— Ясно. — Винтер с трудом сглотнула. — Рассказ будет долгий.
Бобби поерзала, чуть теснее прижавшись к ней.
— А я и не собираюсь никуда уходить.
— Я не… — Винтер осеклась, и наступила зияющая тишина. Она почувствовала себя немного неловко, вновь прижавшись к Бобби.
— Если не хочешь рассказывать, то и не нужно, — негромко проговорила девушка.
Винтер сделала долгий выдох:
— Не то чтобы не хочу. Просто я никогда и никому об этом не рассказывала.
— Конечно! — отозвалась Бобби. — Кто еще мог бы тебя понять?
Так оно и есть, подумала Винтер. Вряд ли ей когда–нибудь довелось бы встретить другую воспитанницу жуткого заведения миссис Уилмор. Возвращаться туда она уж верно не собиралась. И все же заставить себя заговорить оказалось неимоверно трудно — все равно что встать беззащитной под вражеским огнем.