Тысяча Имен
Шрифт:
Чуть ранее Маркус пришел к такому же мнению, но сейчас мгновенно ощетинился.
— Я уверен, что капитан Ростон принял наилучшее решение, какое мог принять в сложившихся обстоятельствах.
— Капитан Ростон — безмозглый трус, — сказал Янус. В этой реплике не прозвучало ни толики злости — всего лишь констатация факта. — Я полагал, что смогу терпеть его ради вас, однако это была очевидная ошибка, из разряда тех, что вынуждают усомниться в моем собственном здравомыслии.
Словно не замечая ошеломленной физиономии Маркуса, полковник отступил от него и
— Впрочем, — продолжал он, — обо всем этом можно и нужно будет подумать потом. Сейчас нам прежде всего надлежит найти выход из этого малоприятного положения. По счастью, у нас имеются кое–какие возможности. Вы уже закончили сбор и учет уцелевших припасов?
— Э-э… еще нет, сэр. — Маркус все пытался переварить услышанное: Янус, очевидно, обвинял во всем случившемся его и Адрехта и все же ничего не собирался предпринять по этому поводу. По крайней мере сейчас. Усилием воли Маркус заставил себя думать о более насущных делах.
— Люди капитана Солвена еще обследуют остатки имущества. Предположительно нам удастся спасти значительную часть продовольствия, но вот вода…
— Вода, вне сомнений, гораздо важней продовольствия. Без пищи человек может пройти неделю, но пара дней без воды убьет его так же верно, как мушкетная пуля. Я хочу, чтобы вы немедля организовали команду из надежных людей и собрали у личного состава фляги и бурдюки.
— Сэр?
— Каждая капля воды, капитан, будет для нас на вес золота, и ее потребление придется ограничить. Оставлять воду в руках рядовых означает растратить ее попусту.
— Почти все эти люди весь день вели бой, — сказал Маркус. — Они будут недовольны.
— Полагаю, они предпочтут быть недовольными, но живыми, чем наоборот. Выполняйте. Другая команда должна будет собрать туши верховых и вьючных лошадей. Спустить кровь и срезать как можно больше мяса.
— Спустить кровь?!
— Лошадиная кровь, капитан, — это спасение от жажды. Мурнскай, оказавшись в пути без припасов, может больше недели питаться только мясом и кровью лошадей.
— Сэр, люди возмутятся, если…
Янус едва слышно вздохнул — так вздыхает учитель, уже уставший возиться с особенно несмышленым учеником.
— Капитан Д’Ивуар! Уж не знаю, в полной ли мере вы осознаете, в какую беду завели всех нас вы и ваш друг капитан Ростон.
— Я понимаю, что…
— Мы в Большом Десоле, — безжалостно перебил Янус. — Отсюда до ближайшего известного нам источника пресной воды по меньшей мере неделя пути, даже если рассчитывать на марш–броски, а воды у нас, по моим расчетам, осталось менее чем на двое суток половинного рациона. Мы окружены вражескими войсками под командованием чрезвычайно талантливого полководца, который намеренно создал нынешнюю ситуацию и, вне всяких сомнений, только и ждет случая воспользоваться нашей растущей слабостью. Если мы не предпримем решительных действий, от всего этого полка останется только кучка побелевших костей.
Маркус скрипнул зубами.
— Что я должен был сделать?
— То есть?
— Когда Ад… когда капитан Ростон
Янус озадаченно моргнул — словно ответ был для него настолько очевиден, что он поразился, услышав от Маркуса подобный вопрос.
— Вы должны были предоставить его собственной участи. Не отходить от лагеря, прикрывать обоз и продолжать переход.
— Иными словами — пожертвовать всем четвертым батальоном, — заключил Маркус.
— Да, — сказал полковник. — Жертвы иногда необходимы, для того чтобы обеспечить успех всей кампании. — Серые глаза его заискрились. — К тому же, если бы вам и впрямь была небезразлична судьба этого батальона, вы изначально позволили бы мне заменить капитана Ростона на более компетентного командира.
Никогда в жизни Маркусу так не хотелось ударить собеседника. Вместо этого он медленно отдал честь:
— Так точно, сэр!
Кровавый труд по разделке лошадиных туш занял весь остаток дня и продолжился глубокой ночью: команды, выделенные для этой задачи, работали при свете самодельных факелов, которые смастерили из уцелевших досок. Бочки, во время налета получившие лишь небольшие повреждения, конопатили и наполняли дымящейся лошадиной кровью. Другие команды со всем возможным тщанием извлекали из разбитых в щепки бочек жалкие остатки влаги и добавляли свою добычу к воде из фляг и бурдюков, реквизированных у личного состава. Точные подсчеты до сих пор не производились, но Маркус и так уже видел, что результат будет чудовищно ничтожен.
А теперь еще и это. Маркус уставился на ослепительно–белый, аккуратно сложенный листок бумаги с печатью полковника, который вручил ему Фиц. Один край был оторван — в том месте, где Маркус, охваченный нетерпением, распечатал послание.
— Он, наверное, шутит, — тусклым голосом проговорил капитан.
— По моему опыту, — отозвался Фиц, — полковник никогда не шутит.
— Знаю. — Маркус впился в листок горящим взглядом, словно надеялся одной силой мысли изменить убористые четкие строчки: «Завтра утром Первый колониальный полк возобновит марш в направлении северо–восток…»
Он посмотрел на Фица:
— Это добром не кончится.
— Из–за нехватки воды?
— Не только. Когда это известие разойдется в полку…
Лейтенант кивнул:
— Я уже получил сообщения от капитана Солвена и капитана Кааноса. Они хотят вас видеть.
— Еще бы! Ступай к ним, скажи, чтобы пришли сюда, и передай то же самое Адрехту. Потом… — Маркус замялся, внезапно смутившись.
— Да, сэр?
— Постарайся разыскать Джен. — Маркус понимал, что не вправе отягощать Фица своими личными делами, но ничего не мог с собой поделать. Когда он вернулся из злосчастной спасательной вылазки, Джен в палатке уже не было, и, хотя Маркус тревожился о ее участи, на него с тех пор навалилось столько дел, что выкроить время на поиски было невозможно. — Я просто хочу убедиться, что с ней ничего не случилось.