Тысяча разбитых осколков
Шрифт:
«Я хочу, чтобы ты продолжил», — сказал Роб. Я замерла и в конце концов повернула голову к нему. У Роба были короткие рыжие волосы, веснушки и пронзительные зеленые глаза. Он был ходячей осенней цветовой палитрой. Он также был выжившим. Сказать, что я восхищался им, — это ничего не сказать. Наказанный в подростковом возрасте за свою сексуальность теми, кто должен был любить его, он пробился сквозь ад, чтобы достичь свободы и счастья, а теперь помогает другим, которые тоже боролись по-своему.
«Есть путешествие… Я хочу, чтобы ты отправился в него…»
Эти
«Небольшая группа со всех Штатов собирается в путешествие по пяти странам. Одно из исцелений». Он повернул голову и посмотрел на облака, которые ранее привлекли мое внимание. «Подростки, переживающие горе».
Я покачала головой, с каждой секундой делая это все более отчетливым.
— Я не могу, — прошептала я, и мой голос мгновенно окутал страх.
Улыбка Роба была сочувственной, но он сказал: — Я уже говорил с твоими родителями, Саванна. Они согласились, что это будет полезно для тебя. Мы уже закрепили за тобой место.
"Нет!"
«Вы уже закончили среднюю школу. И ты поступил в Гарвард. Гарвард , Саванна. Это невероятно." Роб ненадолго сделал паузу, чтобы подумать, но затем добавил: «Это Бостон. Далеко-далеко отсюда».
Я понял подтекст. Я не мог работать дома, так как же я буду учиться в колледже в другом штате?
Когда Поппи умерла, я с головой ушел в учебу. Мне все время приходилось занимать свои мысли. Именно так я оставался над водой. Я всегда был прилежным. Я всегда был умным. Книжный червь. Тот, кто говорил о физике, уравнениях и молекулярных структурах. Ида была громкой, драматичной сестрой, забавной, привлекающей все внимание – всеми лучшими способами. А Поппи… Поппи была мечтательницей. Она была верующей, творческой личностью, с музыкой и бесконечным счастьем и надеждой в сердце.
Тот, кто изменил бы мир.
Когда Попс умер, я больше не могла смотреть в школу — взгляды людей, печальные взгляды, прожектор, который преследовал меня повсюду, изображая меня девочкой, которая видела смерть своей старшей сестры. Поэтому я училась на дому и рано закончила учебу. Гарвард меня принял; Я сделал достаточно, чтобы поступить. Но, когда все школьные задания были выполнены, вновь обретенное время стало моим врагом. Праздные часы мы провели, вновь переживая угасание Поппи, она медленно умирала раньше нас. Бесконечные минуты, которые дали моему беспокойству передышку, чтобы нанести удар, замедлить свое наступление, как наемники, играющие с легкой мишенью. Отсутствие Поппи я чувствовала, как петля, затягивающаяся на моей шее с каждым днем.
«Я знаю, это может показаться пугающим. Я знаю, что ты, возможно, не веришь, что сможешь это сделать, — сказал Роб нежным и ободряющим голосом. "Но ты можешь , Саванна. Я верю в тебя." Я почувствовала, как моя нижняя губа задрожала, когда я встретилась с ним взглядом. "Я не сдаюсь." Нежная улыбка. «Мы собираемся помочь вам пройти через это. Этой осенью мы собираемся отвезти тебя в Гарвард. И ты будешь процветать».
Мне хотелось улыбнуться в ответ, выразить свою признательность ему, даже думая обо мне, за то, что он никогда не бросал
Оно выглядело в точности как виолончель.
Я вошел в Цветочную Рощу под симфонический саундтрек пения птиц. Независимо от времени года, в этом месте всегда было что-то неземное. Кусочек рая, помещенный на Землю, проблеск небесного мира. Или, может быть, именно чей дух покоился здесь, и сделало это место таким особенным. Защищая место, которое она так обожала.
Деревья были голыми, бутоны цветов еще не были готовы показать нам свою красоту, зима ненадолго задержала их. Но роща от этого не стала менее красивой. Я дышал свежим воздухом, который свистел сквозь коричневые ветки, пока мои ноги не привели меня к дереву, которое защищало моего лучшего друга.
Белый мраморный надгробие сиял, как ангел, в лучах заходящего солнца, а сумерки покрывали могилу идиллическими золотыми оттенками. « ПОППИ ЛИТЧФИЛД » выделялся золотой надписью « НАВСЕГДА ВСЕГДА » , выгравированной внизу.
Я вытер опавшие листья с надгробия и сел перед ним. — Привет, Поппи, — сказала я, уже чувствуя, как у меня сжимается горло. Я знал, что для многих четырех лет после смерти близкого человека было достаточно, чтобы найти дорогу обратно к какой-то жизни. Двигаться дальше всеми возможными способами. Однако для меня четыре года вполне могли оказаться четырьмя минутами. Было такое ощущение, будто только вчера Поппи ушла от нас — оставила Иду и меня. Оставил маму и папу и Тётя ДиДи. Левая Руна. Трещины, пронзившие мое сердце, все еще были открытыми и незаживающими.
Эти четыре года ничего не изменили. В тот день была нажата кнопка паузы. И с тех пор я не мог нажать кнопку воспроизведения.
Я поцеловала свои пальцы, а затем положила их на надгробие. Под моей рукой было тепло солнца, которое всегда освещало эту рощу, давая миру понять, что здесь обитает кто-то по-настоящему прекрасный.
Я посмотрел вниз и увидел фотографию, приклеенную к нижней части надгробия. Слезы навернулись на мои глаза, когда я с трепетом смотрел на потрясающую сцену, которой он мог похвастаться. На снимке идеально передано северное сияние: зеленые и синие тона, парящие по усыпанному звездами черному небу.
Руна.
Руна был здесь. Он всегда делал это. Каждый раз, приходя домой, он часами проводил на могиле Поппи, под их любимым деревом. Проведите день, разговаривая со своей единственной любовью, своей второй половинкой, рассказывая ей о своей жизни в Нью-Йоркском университете. Об обучении у фотографа, лауреата Пулитцеровской премии. О своих путешествиях по всему миру, посещении далеких стран и достопримечательностей — например, северного сияния — которые он всегда снимал на пленку, а затем привозил домой, чтобы Поппи увидела.