Тысяча звуков тишины (Sattva)
Шрифт:
– Ты стал колючим, – сказала она, не меняя выражения лица, – как проволка.
– Место моего досуга не способствует появлению нежности, – как фехтовальщик, выпадом на выпад, ответил я.
Мы говорили недолго, наконец она сказала:
– Девочку удочерила пара из Канады…
Когда она произнесла эту фразу, меня будто финкой полоснули по глазам. И я долго не мог понять смысла этих простых слов, как будто кровь заливала глаза.
– Как эти люди нашли ее?
– Это украинцы, мои хорошие знакомые, очень толковая и перспективная семья… Он продвинутый айтишник, она замечательный лингвист. Бог их обделил детьми, но, поверь, девочке будет лучше с
По мере того как она говорила, маленький родной человечек, существующий где-то в окрестностях бытия, – все, чем я жил последние месяцы, – стал медленно и неумолимо удаляться куда-то в бездонные глубины космической Вселенной, превращаясь в далекую, недостижимую точку. Чей-то суровый голос произнес мне в самое ухо: «Ты больше никогда не увидишь своего ребенка – ты просто ему не нужен». Ощутив неимоверную слабость в теле, холод в конечностях, я отвернулся, раздавленный своей беспомощностью и осознанием убогости собственного существования.
После этой встречи мной овладела беспредельная апатия – все потеряло смысл. На меня опустились сумерки, и я жил по инерции. Я даже не пытался звонить Тамаре или связаться с кем-нибудь из людей, которых знал прежде. «Так надо, – убеждал я себя, все чаще обращаясь к бутылке для анестезии парализованного сознания. – Ты это заслужил. Каждый получает то, что посеет». Существование стало еще хуже, чем в заключении. Тут, у Свирида, я размяк, стал себе ненавистен.
Возникли беспорядочные связи с женщинами без имен. Раз в неделю я напивался до скотского состояния. Телевизор включать я перестал: и без телеэкрана все, что видели мои глаза, было кое-как упакованным бредом и словоблудием. Удивительно, что в таком состоянии я сохранил уровень профессионального бойца и один раз даже отличился во время возникшей в ходе встречи перепалки. Действуя машинально, со свойственной мне агрессивностью и отрешенным бесстрашием, я одним наскоком сбил с ног бизнесмена, решившего разобраться со Свиридом с помощью пневматического пистолета. Вряд ли нервный предприниматель, на чей бизнес пожелали наложить лапу бандиты, смог бы убить человека. Но моя предупредительность и настороженность были оценены хозяином, а к бесполезным сбережениям добавилась премия в пять тысяч зеленых. Знал бы Свирид, что я был одинаково опасен для всех окружающих, как заряженный автомат, снятый с предохранителя».
Кирилл испытал чувство стыда – Шура так раскрылся перед ним, даже свой сокровенный дневник выложил на стол – наверняка для него же. А он до сих пор избегал делиться интимными подробностями своей жизни. Теперь Лантаров видел другой образ Шуры, словно наступило долгожданное прояснение. Но вместе с тем Лантаров снова и снова задавался мыслью о человеческой природе: «Неужели, несмотря ни на что, все мы, люди, так одинаковы и предсказуемы? Неужели мы способны быть одновременно и порочными, и греховными, болтаясь между возвышенным и низменным? К возвышенному мы едва дотягиваемся, с низменным бороться попросту нет сил». Шура наконец обрел человеческие черты, предстал уязвимым и подверженным слабостям.
– Думаешь, я смогу сегодня пойти? – спрашивал Лантаров после обеда, преданно заглядывая в глаза Шуре.
– Конечно, сможешь. Ты давно готов, просто твоя психика тормозит. Ты боишься расчехлить сознание. Сейчас только вера определяет момент, когда ты пойдешь без костылей. – Шура сказал эти слова настолько убежденно, что Лантаров не выдержал,
– Пойдем! Я тоже верю, что смогу!
Он, боясь собственных слов, зарделся и дрожал всем телом.
Даже пес застыл, с любопытством глядя на людей. Лантаров в ответ на знак Шуры послушно отбросил костыли. «Пусть лучше я грохнусь, но сегодня я должен испытать себя до конца», – думал он, в отчаянии глядя на негнущиеся ноги.
– Давай, давай, – шептал ему Шура, вкладывая всю свою энергию в реализацию задуманного дела. Казалось, для него этот шаг значил не меньше, чем для самого больного.
Лантаров сосредоточился и, почти ничего не чувствуя, сделал шаг. Он зачем-то сконцентрировал взгляд на макушках сосен, ему казалось, что так будет легче. Пот выступил у него на лбу от нечеловеческого напряжения, а в глазах неожиданно появились слезы беспричинной радости.
– Я теперь, как в детском фильме про Синдбада-морехода! Там так циклоп ходил!
– Ничего, это – временно, – шепнул ему на ухо Шура и вдруг крикнул: – Кирилл, ты пошел! Скоро будешь бегать!
Лантаров улыбался, он почти ничего не слышал и не видел кроме границы леса, до которого была добрая сотня метров. Там была его цель – первый участок, который предстояло преодолеть.
– Теперь – без моей руки. Все получится! Я – рядом.
Шура выпустил его руку из своей горячей ладони и мгновенно больной почувствовал, как он одинок. Не сейчас, а в принципе, ибо ему стало понятно, что свои главные шаги человек все равно должен сделать самостоятельно. Так же как родиться и умереть. Помощь тут невозможна! И он по инерции сделал шаг самостоятельно, затем еще один, но потом испугался и остановился. Он так тяжело дышал, как будто только что совершил кросс по пересеченной местности в несколько километров.
– Шура! – крикнул он в отчаянии. – Поддержи меня, я больше не могу!
– Нет, еще пару шагов! – суровым командирским тоном приказал тот.
– Пожалуйста… – Лантаров уже не стесняясь, по-детски плакал.
– Так, я сказал! – гневно и грозно кричал ему Шура. – Еще два шага! Вспомни, что ты должен терпеть!
И Лантаров, ковыляя, как раненый боец на поле боя, сделал еще два шага по направлению к лесу. Затем еще два. И еще два. Шура поражал суровостью высеченного острыми углами лица, развернутыми плечами и коротко остриженной, будто у бойца, высоко поднятой головой. И когда вконец обессиленный парень стал валиться, легко подхватил его под руки.
– Молодец! Чувствуешь, как ты мужаешь и растешь?
Лантаров не ответил, он часто и прерывисто дышал, а лицо было мокро от пота и слез. Странно, но почему-то именно теперь он почувствовал себя совсем другим человеком.
– Шура, а знаешь что…
– Что?
– Я бы сейчас выпил. – Дыхание его стало успокаиваться. – Не просто выпил, но напился бы вдрызг.
– Понимаю, – вдруг тепло кивнул Шура. – И я бы тоже. Но, к счастью, у нас в доме нет спиртного.
Лантаров вздохнул. «Интересно, знает ли он, что я читал его дневник?»
Шура подал своему ученику костыли.
– Ты сегодня хорошо потрудился. Если будешь так стараться каждый день, через месяц будешь бегать.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Кирилл, ты уже сделал главный шаг – сумел изменить отношение к боли и страданию. Теперь способность противостоять им и твоя вера в себя будут прибывать.
– Тебе не надоело возиться со мной? – Молодой человек незаметно вытер глаза.
– Что ты сейчас чувствуешь? – вместо ответа спросил отшельник.
Лантаров, опершись на костыли, задумался.