Тысячекрылый журавль
Шрифт:
Самой ли госпоже Оота пришло в голову пить из этой чашки каждый день, сделав ее повседневной, или отец ей это подсказал, подумал вдруг Кикудзи.
А кроме того, ведь его отец и мать Фумико часто держали в руках две другие чашки, цилиндрические, работы Рёню, красную и черную. Парные чашки. Чашки-супруги. Его отец и мать Фумико пили чай из них тоже запросто…
Быть может, иногда отец просил госпожу Оота поставить в кувшин сино розы или гвоздики. Или подавал ей чашку и любовался прекрасной женщиной со старинной
После смерти обоих и кувшин и чашка оказались у Кикудзи. А сейчас у него Фумико — дочь госпожи Оота.
— Это не каприз. Я говорю совершенно серьезно: чашку надо разбить, — сказала Фумико. — Когда я подарила вам кувшин, вы обрадовались, и я подумала — у меня есть еще одна вещь сино, ее я тоже подарю вам. Мне хотелось, чтобы вы пили из нее чай каждый день… А теперь мне стыдно за такой ничтожный подарок.
— Не надо так говорить! Это отличный сино. И уж если что стыдно и даже грешно, так пользоваться такой чашкой каждый день!
— И все-таки плохая чашка! Есть сколько угодно других, значительно лучше. Мне невыносимо думать, что вы будете держать в руках этот сино и начнете еще сравнивать…
— По-вашему, дарить можно только самое лучшее?
— Смотря кому и при каких обстоятельствах…
Слова Фумико проникли в самое сердце Кикудзи.
Значит, она считает, что вещь, полученная им в память о госпоже Оота, должна быть шедевром?.. Так будет лучше и для него самого, для Кикудзи. Вспоминая госпожу Оота и Фумико, он должен касаться губами или пальцами прекрасного…
Наверно, это ее самое заветное желание. И доказательством тому — кувшин сино.
Холодный и в то же время полный внутреннего жара блеск сино напоминал Кикудзи тело госпожи Оота. И не было в этом напоминании ни капельки дурного, ни капельки горечи, ни капельки стыда, ибо прекрасное выше всего этого. А госпожа Оота была совершенным произведением природы. Природа хотела создать женщину и создала госпожу Оота. А шедевр нельзя судить — у него нет пороков… Вот о чем думал Кикудзи каждый раз, когда смотрел на кувшин сино.
А еще, глядя на него, он вспоминал Фумико. И сказал ей об этом по телефону в тот день, когда шел дождь. Осмелился сказать по телефону. И тогда Фумико вспомнила еще об одном изделии сино и принесла Кикудзи чашку.
Но, наверно, она все-таки права: чашка уступает кувшину.
— У отца, кажется, была дорожная шкатулка, — сказал Кикудзи. — Наверняка в ней есть и чашка — гораздо хуже этого сино.
— А какая она?
— Кто ее знает, я не видел.
— Мне бы очень хотелось посмотреть. Я уверена, что чашка вашего отца лучше этой. Если так и окажется, я эту разобью, хорошо?
— Вам опасно показывать…
Ловко очищая от семечек поданный на десерт арбуз, Фумико снова потребовала показать ей чашку.
Кикудзи велел служанке открыть чайный павильон, он решил поискать шкатулку там. Он вышел в сад.
— Я не знаю, где эта шкатулка. Вот Куримото сразу бы сказала. Она тут все знает.
Кикудзи обернулся. На Фумико падала тень белого олеандра. Ее ноги, в чулках и садовых гэта, касались корней дерева.
Чайная шкатулка нашлась в мидзуя, на боковой полке.
Кикудзи принес ее в павильон и поставил перед Фумико. Девушка, чинно выпрямившись, ждала, чтобы он снял обертку. Потом сама протянула руку.
— Разрешите?
— Пожалуйста, только все пропылилось очень.
Кикудзи вышел в сад и стряхнул с обертки пыль.
— Знаете, на полке в мидзуя лежала мертвая цикада, ее уж черви есть начали…
— А здесь, в павильоне, чисто.
— Это Куримото убрала. Недавно. В тот самый день, когда сообщила мне о вашем замужестве и о замужестве Юкико. Убирала она вечером, темно уже было, вот, наверно, и не заметила цикаду.
Фумико открыла шкатулку и вынула сверток, очевидно с чашкой. Склонилась и стала распутывать узел на шелковом шнурке. Ее пальцы едва заметно дрожали.
Округлые плечи Фумико опустились, и Кикудзи, видевший ее в профиль, вновь обратил внимание на изящную высокую шею девушки.
Губы Фумико были решительно сжаты, но нижняя все же чуточку выдавалась вперед. И эта губа, и полная мочка уха казались удивительно милыми.
— Карацу [7] , — сказала Фумико, взглянув на Кикудзи. Он подсел поближе.
7
Один из видов керамики
Фумико поставила чашку на татами.
Маленькая чашка карацу, тоже цилиндрическая, очевидно, для повседневного пользования, а не для чайной церемонии.
— Какие строгие линии! Несравненно лучше, чем тот сино.
— Ну как можно сравнивать карацу и сино? Это же совсем разная керамика.
— А почему нельзя? Достаточно поставить обе чашки рядом — и все сразу становится ясно.
Кикудзи, тоже привлеченный строгой формой и чистотой карацу, взял чашку в руки.
— Принести сино? — спросил он.
— Я сама принесу. — Фумико поднялась и вышла. Когда обе чашки были поставлены рядом, Фумико и Кикудзи одновременно взглянули друг на друга.
Потом оба, как бы сговорившись, опустили взгляд на чашки.
Кикудзи, чуточку растерявшись, сказал:
— Это же мужская и женская чашки. Сразу видно, когда они рядом.
Фумико кивнула. Казалось, она была не в состоянии говорить. Кикудзи и сам смутился. Собственные слова прозвучали для него странно.
Чашка карацу была гладкой, без рисунка. Сквозь синеву с легким абрикосовым налетом проступали багровые блики. Твердые мужественные линии.