Тысячелетие
Шрифт:
На месте Тома я не стал бы заключать столь опрометчивое пари. Даже окажись он прав, я не убежден, что смог бы ухватить фортуну за нужное место в моем нынешнем состоянии. Том Стэнли- отличный парень, меня раздражает в нем только одно: его непоколебимая вера в то, что я живу какой-то разнузданной холостяцкой жизнью.
Это в Кенсингтоне-то, штат Мэриленд?
Я не говорю, будто мне никогда не приходилось снимать квартиру в городе. Вашингтон испокон веков был и остается благословенным местом, изобилующим хорошенькими молоденькими госслужащими. Многие из них готовы запрыгнуть к вам в постель после пары стопок спиртного
Но хотя ночью такая физзарядка была и веселой, и приятной, по утрам я всегда чувствовал себя дерьмово. Я хотел знать, с кем я сплю. Я хотел- как ни старомодно звучит это слово-привязанности. Нет, брачные узы я не считал обязательными: я, конечно, от жизни отстал, но не настолько. Мне просто казалось, что мы должны узнать друг друга.
Вот бы посмеялась моя жена, прослышь она об этом!
Я был постоянным клиентом одного массажного салона на Кью-стрит. Навещал я его раз в две-три недели; мои сексуальные потребности уже не те, что были прежде. Мне нравилась тамошняя деловая атмосфера. Быстро, эффективно- и хотя на душе потом все равно погано, но не так, как после девочек-одноночек.
Вот такое оно, мое свободное и разудалое холостяцкое житье, которому завидовал счастливый семьянин Том Стэнли. И вот в кого превратился тот бесшабашный реактивный жокей- слишком молодой во время Кореи и уже вышедший в отставку во время Вьетнама, — тот правильный мальчик, которого распирало от желания служить Добру и Справедливости настолько, что он мог написать еще одно долбаное евангелие. Как-то- он даже сам не понял как- он скончался за конторским столом. А потом спился во веки веков и стал делить ложе со шлюхами.
Погрузившись в хандру, я толком и не замечал, куда иду. Глядя под ноги, встал на ступеньку эскалатора. Рядом со мной встала пара коричневых лодочек. Я скользнул взглядом по нейлону к юбке- и быстро поднял глаза к ее лицу.
— Мы с вами часто сталкиваемся сегодня, верно? — сказала она с улыбкой.
Я все еще глазел на нее, когда почувствовал толчок. Вцепившись одной рукой в резиновый поручень, другой я схватил ее за локоть. Молнией мелькнула сумасшедшая мысль: землетрясение! Я оглянулся и понял, что эскалатор остановился.
— Думаю, нам лучше познакомиться, — сказала она. — Не исключено, что мы застряли здесь на несколько часов.
Я рассмеялся.
— У вас есть передо мной преимущество, — сказал я. — Вы мое имя знаете, а мне ваше никак не удается услышать.
— Меня зовут Луиза Бал… — Она закашлялась, держа в свободной руке сигарету. — Луиза Болл. — И посмотрела мне в глаза с неуверенной полуулыбкой, будто проверяя, устраивает ли меня ее имя. Что ж, Луиз я на своем веку встречал не так уж много, но это лучше, чем Люси, или Лори, или еще какое-нибудь жеманное имечко, какими награждают в наши дни мамаши своих дочерей.
Я улыбнулся ей в ответ, и она просияла такой улыбкой- хоть свечи от нее зажигай. Я заметил, что по-прежнему держу ее за руку, и разжал ладонь.
— Вы, часом, не родственница рыжеволосой звезды?
Она взглянула на меня с недоумением, как если бы я упомянул какую-то знаменитость из древней истории. Потом до нее дошло. Почти мгновенно- но
14
Американский телесериал, в котором играла и была продюсером Люсиль Болл.
— Нет, не родственница. Надеюсь, вы не очень расстроились. Со мной вечно приключаются разные нелепые истории.
Мне казалось, мы все еще разговариваем о Люсиль Болл, и я не сразу врубился, что она имеет в виду пролитый мне на колени кофе. Да это же сущий пустяк по сравнению с привилегией стоять вместе с ней на эскалаторе!
— Не берите в голову.
Народ внизу зашевелился, и мы тоже стали спускаться по неудобным крутым ступеням.
Я перебирал в уме и отвергал одну реплику за другой. Давно уже ни одна женщина не привлекала меня так сильно. Мне хотелось говорить с ней. Мне хотелось танцевать с ней всю ночь напролет, кружить ее в воздухе на руках, смеяться и плакать вместе с ней, говорить ей блестящие, остроумные и веселые вещи. О'кей, я непрочь был переспать с ней тоже. Но чтобы добиться всего этого, мне нужно было очаровать ее, сразить наповал одной из тех искрометных реплик, какими с легкостью сыплют герои пошлых кинокомедий.
— Вы живете где-то неподалеку? — спросил я. Блистательный вариант начальной фразы за номером 192. У меня их миллион.
— Да. В Менло-парке.
— Я там никогда не бывал. Да и вообще в Окленде был всего пару раз, в основном не вылезая из аэропорта. — Покажите мне город, пожалуйста! Но я не мог выдавить из себя эту фразу. Мы стояли на тротуаре, а мимо, свивая водовороты, мчался шумный людской поток. Нам приходилось почти кричать, чтобы расслышать друг друга.
— Это на полуострове, через Сан-Францисский залив. Я езжу на работу подземкой.
— Вы имеете в виду ССЗЗ?
И опять заминка. Луиза смотрела на меня с отсутствующим выражением, точно в голове у нее перематывалась магнитная компьютерная лента, а потом- щелк!
— Да, конечно. Скоростная сеть зоны залива.
Над нами начала сгущаться неловкая тишина. У меня появилось мрачное предчувствие, что еще немного- и Луиза исчезнет, если Кэри Грант не подоспеет мне на выручку с потрясной репликой.
— Так вы, наверное, хорошо знаете восточный берег залива?
— Да, а что?
— Я думал, может, там найдется какой-нибудь приличный ресторанчик. Надоели аэропортовские забегаловки.
— Мне говорили, хорошие рестораны есть на площади Джека Лондона.
Она стояла, глядела на меня и улыбалась. Я снова замялся: честно говоря, я не очень уверенно чувствую себя с малознакомыми людьми, если общаюсь с ними не по работе. Но она явно никуда не спешила, так какого черта!
— Быть может, вы поужинаете со мной?
— Я думала, вы никогда не спросите.
Ее улыбка была лучше амфетамина и хуже героина. Я хочу сказать: минуту назад я чувствовал себя раздавленным слоновьей ногой, и вдруг- бодрость в теле необыкновенная, словно мне опять двадцать лет и я только что встал с постели после долгого освежающего сна.