Тысячеликий герой
Шрифт:
Мы вскоре убедимся, что, будь то подробные описания деяний героев Востока, долгие описания древних греков или величественные строфы Библии, приключение героя, как правило, развивается в логике основных сюжетных линий, описанных выше: удаление от мира, приобщение к некоему источнику силы и возвращение в обычный мир с источником новой энергии, которая вернет утраченную некогда жизнь. Гаутама Будда принес на Восток благословенный дар – свое удивительное учение о Законе Добра – точно так же, как Запад обрел заповеди Моисея. Греки считали, что благодаря самоотверженности Прометея человечество получило огонь, которому оно обязано самим своим существованием, а римляне утверждали, что Эней, покинув павшую Трою и леденящий душу мир мертвых, основал их город, средоточие всего мира. Повсеместно, будь то любая сфера человеческой деятельности – религиозная, политическая или область личной жизни, – акты истинного творчества сначала предстают как смерть героя для всех окружающих и внешнего мира, и возвеличивается
Последующие страницы будут представлять собой одно общее сказание о множестве символических жизнеописаний, которые принципиально важны для каждого человека. Первая большая стадия, стадия уединения или исхода, будет представлена в пяти подразделах главы I, части I:
1. «Зов странствий», или знаки призвания героя.
2. «Отказ откликнуться на зов», или безрассудное бегство от бога.
3. «Сверхъестественное покровительство», неожиданная поддержка того, кто отправился в предначертанный ему путь, полный приключений.
4. «Преодоление первого порога».
5. «Чрево кита», или вступление в царство ночи.
Стадия испытаний и побед инициации будет рассмотрена в шести подразделах главы II:
1. «Путь испытаний», или опасные лики богов.
2. «Встреча с Богиней» (Magna Mater), или блаженство вновь обретенного младенчества.
3. «Женщина как искусительница», прозрение и агония Эдипа.
4. «Примирение с отцом».
5. «Апофеоз».
6. «Награда в конце пути».
Возвращение и воссоединение с обществом, которое необходимо для постоянного круговорота духовной энергии в мире и которое, с точки зрения общества, является оправданием для длительного отшельничества, может оказаться наиболее трудным испытанием для самого героя. Ибо когда он, подобно Будде, преодолев все трудности, приходит в состояние полной гармонии абсолютного просветления, возникает опасность, что это блаженное состояние может стереть из его памяти все беды мира, что он утратит интерес к миру и чаяниям людей; или же ему может показаться слишком сложной проповедь пути к просветлению людям, обремененным житейскими проблемам. Но если герой, вместо того чтобы пройти через все предварительные испытания, подобно Прометею, просто устремляется к цели и овладевает (силой, хитростью или благодаря удаче) благом, предназначающимся миру, то силы, которые он вывел из равновесия, могут прийти в такое возмущение, что он будет сокрушен как извне, так и изнутри – распят, подобно Прометею, на скале своего собственного бессознательного, которое он хотел безнаказанно обойти. Герой может благополучно и добровольно вернуться в мир людей и встретить при этом абсолютное непонимание и равнодушие тех, кому он пришел на помощь, и потерпеть поражение. Мы обсудим такой вариант завершения героических приключений в главе III под шестью подзаголовками:
1. «Отказ возвращаться», или отвержение мира.
2. «Волшебное бегство», или побег Прометея.
3. «Спасение извне».
4. «Преодоление порога, возвращение домой», или возвращение в мир повседневности.
5. «Властелин двух миров».
6. «Свобода жить», характер и функция предельного блага.
Если герой в своем приключении совершает полный круг, это представлено как негативное явление в историях о потопе, например, где не герой обретает силу, а сама сила противостоит герою, и он снова повержен. Истории о потопе рассказывают во всех уголках света. Они составляют неотъемлемую часть архетипичного мифа о земле, и в силу этих причин будут рассматриваться в части II «Космогонический цикл». Герой из легенд о потопе символизирует присущую человеку от рождения способность к выживанию, даже если на него обрушиваются самые страшные природные катаклизмы или он падет жертвой страшных грехов.
Собирательный герой мономифа обладает исключительными способностями. Часто соплеменники оказывают ему почести, часто бывает и так, что он не получает их признания и даже становится объектом презрения. Ему и/или миру, в котором он живет, не хватает символов. В сказках это бывает какая-то небольшая деталь, например, у него нет золотого кольца, а в сказаниях об Апокалипсисе ущерб нанесен всей физической или духовной жизни на земле, она обращается в прах или находится на грани этого.
Обычно сказочный герой добивается локальной победы в пределах своего микрокосма, а герой мифа – победы всемирно-исторического, макрокосмического масштаба. В то время как герой
Вызывает ли наш герой смех или исполнен величия, грек он или варвар, еврей или кто-то еще – его приключения в основном сходны и мало в чем отличаются у разных народов. Народные сказки изображают героическое деяние как событие материальное; высокоразвитые религии акцентируют его нравственную значимость; несмотря на все это, в морфологии приключения, в действующих персонажах и одерживаемых ими победах обнаруживается удивительно мало различий. Если тот или иной основной элемент архетипной схемы в конкретной сказке, легенде, ритуале или мифе не упоминается явно, он обязательно так или иначе образом подразумевается – а то, что о нем явно не упоминали, как мы вскоре это увидим, может очень многое рассказать нам об истории и патологии данного примера.
Часть II, «Космогонический цикл», разворачивает перед нами великое видение сотворения и гибели мира, ниспосланное как откровение герою, которое предвещает успех его миссии. Глава I, «Эманации», рассказывает о зарождении из пустоты различных форм вселенной. Глава II, «Непорочное зачатие», посвящена рассмотрению животворящей и искупительной роли женского начала – в качестве Матери Вселенной, на уровне макрокосма, а затем Матери Героя, на уровне микрокосма человека. Глава III, «Метаморфозы героя», прослеживает ход легендарной истории человечества через типичные стадии, где герой появляется на сцене в разных обличьях, соответственно меняющимся потребностям рода человеческого. И, наконец, глава IV, «Растворение», рассказывает о предреченном конце – сначала героя, а затем окружающего его мира.
Удивительно, как много общего в описании космогонического цикла в священных текстах разных континентов, [49] и приключение героя предстает в новом свете; ведь теперь оказывается, что его подвиги и риск были направлены не на поиск чего-то нового, а на обретение чего-то утраченного, стремились не к новым открытиям, а к открытию чего-то ранее существовавшего. Оказывается, что он с самого начала обладал теми божественными силами, к которым он стремился и которые обрел с таким трудом, они всегда жили в его сердце. Оказывается, он «царский сын», наконец узнавший о своем истинном предназначении и ставший отныне обладателем особой силы – «Божьим сыном», постигшим все значение своего положения. С этой точки зрения герой символизирует тот созидательный и искупительный образ, который каждый из нас несет в себе, который лишь ждет своего часа, чтобы пробудиться к жизни.
49
Мы не будем обсуждать дискуссии по этому вопросу в данной книге. На ту тему сейчас готовится издание. [Кэмпбелл имеет здесь в виду четыре тома «Масок Бога» (The Masks of God) – Ed.] В этой книге производится сравненительное, а не генетическое исследование. Наша цель здесь – показать, что основные параллели между самими мифами и их интерпретациями присущи самим мифам, а также их интерпретациям и использованию.
«Ибо Единое, ставшее многим, остается Единым и неделимым, но в каждой части своей есть весь Христос», – читаем мы у святого Симеона-младшего (949–1022 н. э.).
«Я увидел Его в своем доме, – продолжает святой. – Он явился неожиданно среди всех этих обычных вещей, и невыразимым образом соединился и слился со мною, и вошел в меня, как будто между нами ничего не было, как огонь в железо и свет в стекло. И Он сделал меня подобным огню и свету. И я стал тем, что я видел прежде и созерцал издалека. Я не знаю, как мне передать вам это чудо… Я человек по природе и Бог по милости Господней». [50]
Подобное видение описывается и в апокрифическом Евангелии Евы.
«Я стояла на высокой горе и увидела огромного мужчину и другого – карлика; и я услышала как бы глас грома и подошла ближе, чтобы слышать; и Он заговорил ко мне и сказал: Я есть ты, и ты есть Я; и где бы ты ни была, там есть и Я.
Я рассеян во всем, и когда бы ты ни пожелала, ты вбираешь Меня, и, вбирая Меня, ты вбираешь себя». [51]
50
В The Soul Afire (New York: Pantheon Books, 1944), p. 303.
51
Цит. по Epiphanius, Adversus haereses, xxvi, 3.