Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы
Шрифт:
Было время, диалект состоял в ранге литературном. Перед второй мировой войной умер последний крупный валлонский поэт Андрэ Симон. Все его стихи окрашены тоской по былому, грустью. Даже стихотворение, воспевающее родную природу, кстати сказать, одно из лучших, называется «Смерть дерева».
Новые произведения на диалекте почти не появляются в печати. Здешние жители говорят дома, в семье, по-валлонски, а с приезжими — по-французски. И книги читают французские.
— Валлонский язык отжил свое, — сказал мне спутник. — Незачем отделять себя от культуры Франции.
Мы вышли из
По праздникам над Валлонией гремят карильоны. Звонари Намюра, Турнэ соревнуются с фламандскими.
На рыночной площади, под сенью колокольни, нередкость встретить сооружение чисто валлонское — перрон. Нет ничего общего с железнодорожным. Это обычно колонна на ступенчатом постаменте, гладкая, с шаром на вершине. Считается, что перроны ведут свое начало от менгиров — священных камней древних кельтов. Некогда посланец короля или графа останавливал своего коня у столба на площади и оглашал известие.
До наших дней сохранилось выражение «перронный крик», означающий сенсацию, будоражащий слух.
Почитай, каждый городок хоть раз в год созывает окрестных жителей на ярмарку. Она не такая хмельная, как фламандская кермесса. Не в обычае здесь турниры обжор или курильщиков. Зато больше песен, плясок на площади. Не забыта французская фарандола, которую танцуют под звуки скрипок.
Иногда валлонцев забавляет красноносый Чанчес — персонаж традиционного кукольного театра. Один из родственников его — Гиньоль, французский Петрушка. Другой — лубочный фламандский Уленшпигель. Чанчес ведь тоже горожанин, мастеровой, озорник и острослов. Зрители хохочут, наблюдая потешные перебранки Чанчеса с женой — добродушной недалекой Нанетт. Донимает он своим колючим языком и чиновников, и хозяев.
…Дорога выбегает в поле, с тем чтобы через несколько минут нырнуть снова в улицу. И по внешности не определить — городская она, сельская или рабочего поселка.
Тихий канал. Медленно, чтобы не коснуться узких берегов, ползет самоходная баржа. На горизонте вырезываются халды — конусообразные черные курганы. Это отходы шахт, пустая порода, насыпанная транспортерами. Все постройки становятся темнее от въевшейся копоти.
Повернув на юго-восток, мы вступили в угольный бассейн Бельгии.
Старинные города, темные от угольной пыли, кажутся старше своих лет. Потускнели улыбки полнощеких ангелов на церковных карнизах, гипсовые щиты и мечи на фасадах домов.
Деловитый, промышленный край. У него много жгучих забот сегодня. Но ничто не забыто.
В городе Нивель каждый приезжий непременно постоит перед колокольней, подняв глаза. На верхотуре, у самого шпиля, фигура Жана Нивельского с его собакой. Гитлеровцы повредили их, когда пытались выбить из звонницы партизан. Расстрелянный Жан все же удержался. Упасть ему не дадут.
Жан — не святой, не отшельник, а веселый гуляка, любивший выпить, посмеяться, добрый чудак, бессребреник. Старая Русь именовала таких блаженными. Им разрешалось
Благочестием он не отличался. Напротив, вышучивал лихоимцев в рясах, мессы посещал редко. Однако церковь не отвергала его. Кюре не возражают против того, что рослый нивелец, одетый Жаном Нивельским, с собакой на поводке, шествует ежегодно в процессии ряженых. Процессия завершается богослужением.
Что это — широта взглядов, терпимость? Нет, практический расчет. Отмежеваться от народных праздников — значит, оттолкнуть от себя прихожан.
Впрочем, тут требуется особая глава.
Бельгийский календарь
Он исключительно богат и разнообразен — календарь местных праздников.
Тысячи людей в разных странах стараются приурочить к ним свой приезд в Бельгию. Ни во Франции, ни у немцев, ни у голландцев нет такой живучей, многокрасочной живой старины. Фландрия снаряжает для караванов своих рыцарей, кудесников, бородатого владыку Шельды, вооруженного трезубцем. Но чаще всего образы легенд оживают в Валлонии.
Кольцо шахт охватывает хмурый, невзрачный, одноэтажный Бэнш. Но как он расцветает в начале марта, в дни фестиваля Жилей!
За неделю — две на телеграфных столбах появляются розовые физиономии Жилей, вырезанные из фанеры. Начинается сбор денег на наряды — молодые парни ходят из одной «брассери» в другую, звякают копилками. Костюмы ведь дорогие.
Куртка с накладным красным узором, с нашитыми львами, такие же штаны, увешанный колокольчиками пояс. На голове нечто вроде цилиндра с белым плюмажем, с лентами, спадающими на плечи. Несколько сот молодых людей в таком курьезном одеянии составляют ядро процессии, а затем распоряжаются плясками на площади, выступают затейниками в разных забавах.
Вид разодетого Жиля ставит в тупик приезжего. Ведь ничего общего с национальными костюмами Бельгии, соседних стран! Откуда же это взялось? Споры ученых вокруг Жилей не кончены. Полагают, что в Бэнше, при испанском господстве, был устроен праздник в честь завоевания Мексики. От него и пошло…
Старинный город Моне. Филигранные башенки ратуши, загадочная обезьянка на пьедестале у подъезда. Говорят, ее надо погладить на счастье. На площади против ратуши в майский день исполняется битва святого Георгия с драконом, под оркестры и гимны во славу «мэмэ», то есть милого Жоржа или «Дуду», как именует его валлонская легенда.
Герои многих легенд шествуют в июне по улицам городка Ат. Огромный конь Баяр из дерева и тканей — на нем четыре ликующих школьника, которым выпала честь изображать спасенных графских детей. Сам витязь Роланд с огромным мечом…
Народные праздники уводят в глубь прошлых веков. Почему в одном городе в строю ряженых дефилируют, плывут над головами людей исполинские фанерные кошки в широченных юбках? Не те ли это кошки, которых запрягали в колесницу древнегерманской богини Фрейи? А есть обычай и вовсе загадочный. Мэр одного городка, открывая праздник, должен выпить бокал вина с плавающей в нем рыбкой. Объяснить церемонию пока не удается.