Тюр
Шрифт:
Её глаза закрылись на несколько долгих секунд, пока она продолжала бормотать слова.
То интенсивное томительное желание вновь захлестнуло его.
Оно стало таким ошеломляющим, что она умолкла.
Её глаза оставались закрытыми, сердце колотилось в груди.
Когда она открыла их, Тюр смотрел на неё, и его длинные чёрные волосы наполовину прилипли к вспотевшей шее, а чёрные глаза свирепо светились внутренним светом. Его выражение всё сильнее напоминало тот более интенсивный, более хищный взгляд, а его руки сжимали её талию.
— Если ты
Его голос сделался низким, превращаясь в более глубокий рокот.
— Если ты спрашиваешь меня, хотел ли я этого… тогда, да, — произнес он.
Он снова вжался в неё, и Марион застонала, крепче обхватывая его бёдрами.
— …Если ты спрашиваешь, хочу ли я сделать это снова. Тогда да, — сказал он, запустив руку ей в волосы. Он опустил голову, целуя её в щёку и шепча ей на ухо: — Возможно, тебе придётся сказать мне, когда остановиться, Марион. Возможно, тебе придётся орать об этом.
Она рассмеялась, и Тюр поднял голову, улыбаясь ей.
Всматриваясь в её глаза, он пожал плечами, пока его пальцы продолжали сжимать её волосы, притягивая её.
Наклонившись, он стал покрывать поцелуями её лицо и шептать, не отрываясь от её кожи:
— Я не понимаю этого, — признался он. — Это не… типично для меня.
Она скользнула рукой между ними, поглаживая его член, и он опустил голову, прерывисто дыша ей в шею.
Он продолжал прижиматься к ней, качая головой.
— Я не знаю, как это объяснить. Я чувствую это. Между нами. Чувствовал ещё до того, как ты прикоснулась ко мне рукой в машине… даже до того, как я чуть не попытался трахнуть тебя прямо там. Ещё раньше я почувствовал это. Я почувствовал это, когда увидел тебя в баре. Когда ты танцевала для меня.
Всё ещё размышляя, Тюр добавил:
— Мы знаем друг друга, Марион.
Он произнес это с абсолютной уверенностью.
Ни капли сомнения не звучало в его низком голосе.
— Ты чувствуешь это? — он поднял голову, изучая её взгляд. — Мы так близки. Так близки, так близки, Марион. Это вызывает во мне желание трахаться, заставляет меня постоянно думать о том, чтобы потрахаться. Как ты и сказала, это сводит меня с ума. Это ощущается как непреодолимая тяга, и даже больше. Это не только секс. Я не знаю, как выразить это словами. Ты понимаешь?
Пока он говорил, её кожа становилась всё теплее и теплее.
Когда он замолк, Марион поймала себя на том, что кивает.
— Да, — просто сказала она.
Подняв к нему лицо, она поцеловала его, лаская его щёку своей.
— Да, — повторила она, шепча ему на ухо.
Она почувствовала, как Тюр задрожал, и схватила его за руку, а пальцы другой её руки запутались в его волосах. Всё это пугало её.
Но это также ощущалось совершенно, пугающе нормальным.
Даже естественным.
Она задавалась вопросом, не поэтому ли это пугало её до чёртиков.
Она подумала о том, что теряет любимых людей, что этот
— Я снова чувствую тебя, — выдохнул Тюр, опускаясь на неё своим весом. — Я чувствую тебя, — он обвил её руками, обнимая железной хваткой. Грубо притянув её к себе, он, казалось, излучал жар, напоминающее пульсирующее тепло камина.
Затем он заговорил с ней, шепча на ухо.
На сей раз он говорил не по-английски, но что-то в его словах успокаивало её.
Марион прильнула лицом к его плечу, позволив ему обнимать себя, и что-то в этом жесте стёрло весь этот инстинктивный, животный ужас.
Она не знала, как долго они оставались в таком положении.
Она лишь знала, что под конец ни за что не выйдет из этой истории прежней.
Что-то в этом осознании заставило её бояться Тюра, бояться происходящего, всё сильнее и сильнее… но в то же время заставило просто отпустить всё.
Слишком поздно.
Это больше не имело никакого значения, потому что уже абсолютно, совершенно слишком поздно.
Глава 19
Пора уходить
Марион медленно просыпалась, осознавая сперва лишь то, что лежит на чём-то одновременно бархатисто-мягком и крайне твёрдом, и ещё что-то невыносимо нежное обвивает голую кожу её спины, боков и плеч.
Она открыла глаза и уставилась на выбеленный потолок.
Она посмотрела налево, откуда исходило тепло. Всего в паре метрах от неё горел камин гостиничного номера, сразу за белым пушистым одеялом, сваленном в кучку на бежевом ковре.
Она смутно помнила огонь… она помнила, что кто-то развёл его.
Она взглянула на длинные окна и поняла, что снаружи ещё темно.
Она посмотрела вниз.
Твёрдой поверхностью под её щекой была грудь Тюра вместе с его бархатисто-нежной кожей. Его глаза были закрыты, и она впервые обратила внимание на его длинные тёмные ресницы. Его голова лежала на бархатной подушке, которую он, должно быть, стащил с дивана.
Потом она моргнула и поняла, на чём ещё она лежала.
Его крылья были расправлены. Эти огромные, чёрно-алые крылья лежали под ней, одно из них уютно обвивало её спину, бёдра и большую часть ног, заменяя огромное одеяло, и было, возможно, самым удобным и теплым одеялом в её жизни. Она прижималась к его боку, её рука лежала на его талии, а его крыло обнимало её, пока он спал.
Сглотнув, Марион поймала себя на том, что рассматривает его, пока он спит, жадно впитывая столько, сколько могла увидеть сквозь перья этого оберегающего крыла.
Он не мог быть настоящим.
Он никак не мог быть настоящим.
Однако она не могла долго поддерживать эту иллюзию.
Даже сейчас, когда Тюр не мог загипнотизировать её своими тёмными глазами, или сбить с толку её собственными эмоциональными реакциями, не говоря уже о том, что она хотела его практически с того момента, как впервые увидела… он выглядел чертовски реальным для неё.