Тюрки и мир. Сокровенная история
Шрифт:
Здесь, видимо, важно пояснить, что название Византия (как и Восточноримская, и Западноримская империи) условно: его ввели в позднейшие времена. В документах той эпохи Римская империя оставалась единой, население Византии считало себя преемниками римлян, называя свою страну Империей ромеев, а столицу – Новым Римом.
«Рождение» Византии обычно ведут от Константина Великого и основания им второй столицы Империи – Константинополя в 324 году. Но есть и другие точки зрения.
И еще, говоря о греческих мотивах политики Константина, следует помнить о негреческом происхождении императора и о том, что в борьбе за власть он делал ставку
Вот что вынашивал хитрый правитель, вот ради чего унижался: за восторгами императора стояли проклятие и зависть, которые гнездились в его сердце. В новой Греческой церкви он объявил Тенгри и Христа одним лицом, Богом Единым. Тогда слово «христианство» и обрело современную плоть, стало обозначать религию – Христос вошел в божественный пантеон.
До Никейского собора Византия, говоря о вере, соблюдала алтайские правила, произнося «сын Тенгри» при общении с тюрками. И ее понимали. Впрочем, этому способствовала и переводческая традиция, по-тюркски выражение «Бог Небесный» звучало как «Тенгри», а «сын Бога Небесного» – «сын Тенгри». Поэтому почитание Иисуса как сына, или посланника Тенгри стало в понимании «греческих» кипчаков продолжением традиций Алтая, согласно которым Бог посылал для спасения людей своих сынов.
Христианство, по замыслу Константина, должно было продолжить традиции Греции, а в ее религии, как известно, всегда господствовали боги-«люди» (Зевс, Деметра, Гера и другие). Император делал ставку именно на эллинскую культуру, близкую и понятную европейцам. Впрочем, так же поступили и все другие народы, которые знакомились с культурой Алтая.
Вечное Синее Небо было слишком высоким для них.
Неспособность усвоить восточную философию отличала эллинов и весь Запад, в этом проявляла себя их языческая суть. Для нее объектом веры служил предмет, материальное воплощение, не идея. В этом принципиальное отличие культур Запада и Востока – в отношении к Идее. К Слову.
Показательны слова епископа Синесия, получившего образование в Александрии. Он говорил в V веке, что Афины «славились в ту пору не столько философскими школами, сколько торговлей медом». Цит. по: Гиббон Э. Указ. соч. Ч. III. С. 233. Прим. 8.
Константин желал именно бога-человека, знакомое воплощение понятного идеала. Ничего иного ему не требовалось.
Но успешное соединение духовного и языческого возможно лишь при наличии мифов, а их в раннем Средневековье еще не придумали. Для их создания требовалось время. Христианство напоминало новорожденное дитя, которое без заботы взрослых не прожило бы и дня.
Отсутствие мифологии – первая трудность, с которой столкнулась Греческая церковь. Не было у нее и философии. И обряда. Но это облегчало задачу, перед создателями Церкви лежал чистый лист, на котором они могли писать и философию, и историю христианства, причем писать по своему усмотрению… Новорожденному существу годились любые одежды. Любые слова грели и оберегали его.
Немыслимое с точки зрения разума допущение отличало Греческую церковь: Христос вошел в ее божественный пантеон. Человек стал богом! Пожалуй, с того момента можно говорить об официальном рождении христианства как новой религии. Религии, названной не по имени Бога
Справедливости ради заметим, Никейский собор не сразу понял Константина. Сообщение императора повергло в шок едва ли не всех сторонников Единобожия, они возмутились.
Но Константин был непреклонен, он силой и угрозами настоял на своем решении. Своей властью утвердил «Никейский символ» – формулу христианского учения. Однако она до сих пор понимается по-разному представителями разных религиозных течений, это отнюдь не «устоявшийся постулат веры».
Первым на защиту Тенгри встал египетский пресвитер Арий, мудрый копт, выходец из «индийской общины». Он сказал: нельзя равнять человека с Богом, потому что Бог – дух, а человек – плоть, то есть творение Божие, оно рождается и умирает по воле Бога. Бог же бессмертен. Кроме того, сын не может быть себе отцом… Арий убеждал уверенно, его мнение приветствовали епископы Армянской, Албанской, Сирийской и других церквей. Никто, разумеется, не отрицал Христа, но никто и не равнял его с Богом. Сын есть сын, Бог есть Бог.
Акты Первого Вселенского собора в Никее, разумеется, не сохранились. Точно так же на Западе уничтожены арианские рукописи той поры. Дошедшая до нас «История Первого Вселенского собора» составлена Геласием Кизическим спустя сто лет после событий. По мнению историков, в ней содержатся не столько факты, сколько легенды и предания о соборе. Сведения о тех событиях почерпнуты из сочинений Афанасия Александрийского, Сократа, Евсевия Кесарийского, Созомена, Феодорита и Руфина.
Философский спор, разгоревшийся на Никейском соборе, закончился быстро. Предвидя неизбежное поражение, Константин дал команду «честолюбцам духовного звания», послушным своим исполнителям, и они объявили Ария и его сторонников еретиками. Формулу, предложенную императором, приняли без обсуждений.
Несогласные епископы своего мнения, конечно, не изменили, не приравняли Христа к Богу, за что их называли потом «монофизитами». Вот почему в восточных Церквах Богом так и остался Тенгри, Ему молились, Ему посвящали храмы. Но… истинные дела безмолвны, зато Греческая церковь сказала очень много. Ее устами говорила светская власть, у которой была армия.
Епископы, принявшие Христа, не знали, как объяснить пастве, что случилось в Никее. Сами отцы Церкви не поняли основ христианского учения, предложенного Константином. Впрочем, они не разбирались и в той философии, которую отстаивал Арий. Им не хватало знаний, то были малообразованные люди. Так, Афанасий Великий сознавался, что «всякий раз, как он напрягал ум на размышления о божественности Логоса, его тяжелые и бесплодные усилия наталкивались на непреодолимые препятствия, что, чем больше он вдумывался, тем менее он понимал, и что, чем более он писал, тем менее оказывался способным выражать свои мысли».
Это слова не рядового христианина, это откровение главного теоретика «греческого» христианства, с его слов на Никейском соборе записывали первый догмат веры, объявляя Христа Богом. Этот человек был оппонентом Ария, к которому питал личную неприязнь.
А Константин не унимался, его энергия била ключом, после Собора он начал поиск христианских святынь в Палестине, о которых, разумеется, там никто не слышал, ее жители либо исповедовали иудаизм, либо были язычниками и почитали пещеры, источники, деревья. Здесь никогда не было следов «раннего христианства». Тем не менее император решил «христианизировать» Палестину.