Тюрьма особого назначения
Шрифт:
Главный редактор еженедельника «Невский репортер» повесил трубку и довольно постучал кончиками пальцев по крышке стола. Предстоящий материал в тандеме с чисто символическим популистским снижением розничной цены журнала «грозил» очередным повышением тиража, и такая заманчивая перспектива не могла не радовать главного редактора. И он, надо отдать ему должное, радовался...
Глава 30
Тем же вечером, благополучно добравшись до Вологды и отыскав нужную больницу, со всех сторон обнесенную высоким забором с тремя рядами колючей проволоки, утомленные долгой
— Максим Борисович! — обратился он к деловито заседающему за своим безразмерным столом Захарову. — А про отца Павла мы с вами как-то совсем забыли! Почему бы не предоставить ребятам возможность побеседовать и со священником, настоятелем тюремной церкви? Он регулярно общается с заключенными и мог бы много интересного им рассказать!
— Да, это было бы неплохо, — с энтузиазмом отозвался Нагайцев, разглядывая неизвестно как оставшийся с незапамятных времен портрет Горбачева в рамке, висевший за спиной полковника. — Никогда не доводилось брать интервью у тюремного священника!..
— Простите, вы сказали... настоятель? — удивленно переспросила Анжелика, чувствуя, как ее сердце резко увеличило число ударов. — И он здесь, у вас?!
— Тюремный врач с Каменного, Семен Аронович, попросил нас немного подлечить их священника, — не слишком охотно сообщил подполковник Захаров. — Раньше, до поступления в духовную семинарию, он служил в армии и даже, по-моему... — начальник встретился усталыми, покрасневшими глазами с главврачом, — воевал в Афганистане. Верно, Николай Арсеньевич?
— Так точно, — подтвердил врач. — Отец Павел — настоящий вояка, даже имеет боевые награды! Думаю, он не откажется дать интервью своим землякам.
— Землякам? — переспросил Нагайцев, отвлекшись от созерцания хорошо всем знакомого родимого пятна на лысине последнего генсека.
— Он прибыл к нам из Ленинграда, то есть нынешнего Санкт-Петербурга, — подтвердил Толмачев, — по рекомендации Московской Патриархии. Ну так что, — главврач переглянулся одновременно с Анжеликой и полковником Захаровым, — будем просить отца Павла о встрече или с вас хватит двух зеков?
— Конечно, просите! — обрадованно отозвалась журналистка. — Если священник согласится на интервью, у нас получится просто потрясающий материал!
— Тогда я еще сегодня переговорю с ним, — кивнул Толмачев. — Надеюсь, он еще не спит. Коща выйдет журнал, не забудьте прислать нам с Максимом Борисовичем по экземпляру, так сказать, на память, с автографом... А сейчас, с вашего разрешения, — полковник в очередной раз стрельнул глазами в сторону обворожительной длинноногой блондинки в сексуально облегающем ее стройную фигурку бежевом костюме, — я должен идти в операционную. Ночное дежурство, знаете ли. Надо вырезать одному пахану
Доктор попрощался за руку с Нагайцевым, мельком кивнул начальнику учреждения и скрылся за дверью. А полковник Захаров, подавив зевок прижатой ко рту ладонью, нажал на кнопку у себя на столе, и через несколько секунд в кабинет вошел азиатской наружности сержант в форме внутренних войск.
— Отведите наших гостей в их комнаты и передайте мои распоряжения насчет ужина, — сухо приказал начальник, вставая из-за стола и протягивая ладонь бородачу Диме. — Завтра в семь тридцать вас разбудит капитан Гарин.
Позавтракаете, а после можете приступать к работе. Если Николай Арсеньевич договорится с отцом Павлом, то я не возражаю против встречи и с ним. Завтра с утра я уезжаю в Петрозаводск, и, стало быть, мы с вами больше не увидимся. Так что желаю вам всего доброго и прошу меня извинить — служба...
— До свидания! — улыбнулась Анжелика, при первом же взгляде на которую полковник подумал, что она «та еще штучка». Но хороша, чертовски хороша! — Было очень приятно встретить понимающее отношение к прессе и познакомиться с таким интересным человеком, как вы. Ну а по поводу журналов не беспокойтесь, я лично пришлю их вам заказным письмом.
— Не стоит беспокоиться, — буркнул Захаров, мечтающий лишь о том, чтобы скорее добраться до дома и выспаться перед завтрашней поездкой. — Работайте...
Он проводил взглядом покинувших кабинет журналистов и, сняв со спинки стула форменный китель, стал собираться домой. Смахнул со стола несколько документов в старый, из черного кожзаменителя, «дипломат», погасил свет, вышел в коридор и направился к КПП тюремной больницы.
Понимающее отношение к прессе!.. — мысленно усмехнулся произнесенным смазливой девчонкой словам подполковник. Если бы не этот странный позавчерашний звонок из управления с приказом разрешить интервью с «полосатыми», то я бы вас к моему режимному учреждению и на пушечный выстрел не подпустил! Писаки чертовы...
Капитан Гарин оказался коренастым мужчиной лет тридцати с подпорченным оспой лицом и бегающими маленькими глазками. Он вторично появился в похожей на одиночную тюремную камеру комнате Анжелики без пятнадцати минут восемь и, взглянув на не тронутую девушкой тарелку с рисовой кашей, усмехнулся.
Пристально оглядев журналистку от туфель до прически, он сообщил:
— Пора идти. Вы готовы?
— Разумеется, — кивнула Анжелика и, вынув из дорожной сумки с вещами портативный диктофон для записи интервью, вышла из комнаты вслед за капитаном, совершенно случайно бросив взгляд на прицепленную к его портупее коричневую кобуру с торчащей из-под застежки черной рукояткой пистолета.
Нагайцев уже стоял в коридоре возле перегородившей его серой металлической решетки с открытой дверью и о чем-то тихо разговаривал с главврачом больницы полковником Толмачевым. Рядом с Димой и доктором журналистка увидела священника в черной рясе, исподлобья наблюдающего за Димой.
Анжелика была готова поклясться, что священника с Каменного — а это мог быть только он — внешность журналиста интересовала куда больше, чем содержание его разговора с полковником.
— Доброе утро, доктор, — поздоровалась журналистка, поравнявшись с Толмачевым, и, тут же повернувшись к священнику, спросила его, специально придав своему голосу оттенок кротости: