Тюрьма особого назначения
Шрифт:
— Умница, так и сиди. Если обойдется без глупостей, то вы оба останетесь живы и здоровы, ну а если вздумаешь...
— Я сделаю все, что вы скажете! — дрожащими губами прошептала девушка. — Только не надо насилия.
— Ну... разумеется! — усмехнулся Гарин, но и по его срывающемуся голосу было ясно, что нервы капитана на пределе.
Переодевшись, Завьялов вопросительно и нетерпеливо посмотрел на офицера, и тот достал из внутреннего кармана форменного кителя небольшой полиэтиленовый пакет, в котором лежали фальшивые усы и борода. Зек быстро наклеил усы, потом бороду, изредка поглядывая на Нагайцева, который лежал на пружинной койке, прикрытый до самой шеи выцветшим байковым больничным одеялом. Свой больничный «прикид» убийца затолкал под матрас.
Когда «перевоплощение» было завершено, Завьялов вопросительно посмотрел сначала на капитана,
— Ну?! — рявкнул он. — Говорите же, черт вас подери! Похож я на этого мудака или не очень?!
— По-моему, не очень, — честно признался Гарин, а Анжелика неопределенно пожала плечами и отвернулась, не желая смотреть на убийцу. — У этого глаза совсем другие. И брови намного гуще. Но я предусмотрел и такой вариант, — сообщил капитан и достал из нагрудного кармана большие солнцезащитные очки. — На вот, надень. Я взял их из комнаты журналиста, пока он ходил в сортир сегодня утром. Он приехал вчера в этих очках. Так что камуфляж уместный.
Завьялов надел солнцезащитные очки с почти прямоугольными стеклами и снова вопросительно взглянул на Гарина. Тот одобрительно кивнул и вытянул вперед руку с поднятым вверх большим пальцем.
— Ладно, попробуем... — недоверчиво протянул Завьялов. — Давай сюда свой пистолет!
Капитан отвел дуло от виска Анжелики и протянул оружие заключенному. Тот быстро засунул его за ремень джинсов и прикрыл сверху рубашкой.
— Значит так, цыпочка, — зек сжал своей огромной ручищей запястье девушки и поднял ее со стула, — сейчас мы пойдем в ваши апартаменты, соберем шмотье и направимся к выходу. Ты должна выглядеть так, словно ничего не случилось. Улыбайся, понятно?.. Выйдем за ворота, сядем в машину... в нашу машину, — уточнил Завьялов, — и рванем отсюда. Как только будет можно, я тебя отпущу. Можешь возвращаться назад в больницу и будить своего бородатого дружка.
Все поняла?
Анжелика молча кивнула и, чтобы окончательно убедить зека в своей абсолютной покорности, попыталась улыбнуться. На взгляд Завьялова, улыбка получилась вполне убедительной, и он, усмехнувшись, легонько похлопал журналистку ладонью по бледной щеке.
— Ну вот и отлично! Так и улыбайся, как только на горизонте покажется посторонний, — зек посмотрел на стоящего у двери капитана. — Открывай, выходим...
Гарин щелкнул замком, пропустил вперед переодетого в Димину одежду Завьялова, затем — изо всех сил старающуюся выглядеть спокойной Анжелику, после чего бросил последний взгляд на лежащего спиной к стене журналиста и шагнул в коридор, захлопнув за собой тяжелую железную дверь, в которой сразу же щелкнул автоматический замок.
Коридор был пустынным. Они миновали перекрывающую коридор решетку, пройдя открытую капитаном дверь, и повернули направо, к лестнице, соединяющей все этажи здания между собой.
И тут позади них кто-то тихо кашлянул. Анжелика обернулась и моментально встретилась глазами со священником тюрьмы особого назначения, отцом Павлом, взгляд которого, как ей показалось, говорил:
«Не волнуйся, я знаю, что случилось и что нужно делать».
В следующий миг резкий, сокрушительный удар в челюсть замыкающего шествие и, так же как и Анжелика, оглянувшегося капитана заставил подошвы того оторваться от земли, а потом с грохотом опрокинуться навзничь. Рука склонившегося над ним священника стремительно скользнула к застегнутой кобуре, где должно было находиться табельное оружие капитана, и неожиданно провалилась в... пустоту.
В ответ раздался злорадный, гнусавый смех Завьялова, и Анжелика снова ощутила, как ей в висок уперся холодный ствол черного пистолета...
Часть 3
СОКРОВИЩА СТАРОГО МОНАСТЫРЯ
Глава 32
Не могу сказать, что я слишком уж сочувствовал нашему доктору, попавшему в криминальный переплет исключительно из-за своей жадности до денег, но все-таки мне казалось, что помоги я ему — и этот человек изменится к лучшему, возможно, посмотрит на мир иными глазами. Ну и, само собой разумеется, прекратит торговать морфием. Хотя бы из страха. К тому же дело касалось человеческих жизней и возможного побега опасного убийцы. Семен Аронович, умышленно рассказав мне о готовящемся побеге Завьялова и своем вынужденном в нем участии, оказался достаточно хитрым и предусмотрительным, чтобы преподнести информацию под видом исповеди. Честно говоря, у меня неоднократно возникало желание поехать
Можно даже было спокойно сказать, что она отсутствовала вообще — когда боссы-заказчики почувствовали бы повышенный интерес органов безопасности к делу Завьялова, они наверняка бы «зачистили» все концы, убрав людей, причастных к этому делу. Тем не менее один мой звонок по телефону, и закрутилась бы масштабная операция с участием кадровых сотрудников ФСБ.
Да, я спокойно мог его «сдать», избавив себя от ненужных хлопот, но после этого должен был бы немедленно отказаться от сана как разгласивший тайну исповеди и потерявший в связи с этим моральное право называться священником.
Доктор поверил мне и оказался прав.
Я не мог и не хотел становиться игрушкой в чужих руках и согласился помочь доктору предотвратить побег особо опасного преступника своими силами, поскольку это был единственный способ остаться честным перед самим собой и перед Богом.
Итак, спустя три недели после отправки двух заключенных в областную тюремную больницу я тоже оказался там, в довольно комфортабельной отдельной палате «для своих», на одном этаже с терапевтическим отделением, куда вскоре должны были перевести выздоравливающих Завьялова и Дронова. Впрочем, бывший ученый-химик меня мало интересовал. Единственное, что слегка удивило меня, — это реакция на его болезнь со стороны начальника тюрьмы. Полковник Карпов был просто в бешенстве и едва не задушил доктора, когда узнал, что Дронова необходимо отправить на лечение в областную тюремную больницу. Здесь было что-то нечисто, но мне так и не удалось до отъезда выяснить причину столь сильной заинтересованности полковника в пребывании Дронова в стенах тюрьмы.
Хотя бывшая специализация профессора по органической химии и вызывала у меня определенные ассоциации, но доказательств не было...
Так или иначе, но я оказался в больнице, контингент которой, за исключением меня и еще нескольких «своих» людей, состоял из заключенных, прибывших из раскиданных по области тюрем и лагерей. Многие из них просто «косили», сознательно нанося себе увечья, проглатывая закатанные в хлебный мякиш гвозди или загоняя под кожу при помощи шприца обычную слюну, вызывающую сильный нарыв. Даже ценой потери здоровья хотели они хоть некоторое время отдохнуть от зоны, вдоволь выспаться и поесть более сытную и похожую на нормальную пищу.
Как и предполагал Семен Аронович, моя неожиданная «профессия», а также то, что я — бывший офицер ВДВ, когда-то участвовавших в боевых действиях в Анголе и Афганистане, несколько облегчали мою «миссию». Уже через неделю пребывания в больнице, в которой каждый врач под белым халатом носил погоны, а режим дня мало чем отличался от стандартной тюрьмы, у меня сложились вполне доверительные отношения с охраной и медперсоналом. Вскоре я мог свободно передвигаться по больнице и даже выходить в город, не вызывая при этом никаких подозрений у охранников. Я получил возможность общения с заключенными и подолгу разговаривал с ними о жизни, о религии... И сразу заметил, насколько более живыми, по сравнению с контингентом тюрьмы для пожизненно заключенных, оказались люди, для которых обретение свободы, пусть через несколько лет, было реальностью, а не упущенной навсегда возможностью. Многие зеки мечтали о семье, детях, работе, просили меня рассказать о христианстве... Нескольких человек я по их просьбе и с разрешения тюремного начальства окрестил... Но даже занятый гораздо больше, чем на острове, я ни на минуту не забывал о Завьялове и предстоящем побеге.