Тюрьма
Шрифт:
* * *
Банки, старые и новые, охранялись, и выступить против солидно экипированной охраны с газовым пистолетом было бы безумием. Архиповы поразмыслили над почтовым вариантом, однако он, рассудили они, сопряжен с немалыми хлопотами, а результат принесет, скорее всего, мизерный. Верховодила Инга, а муж ходил в подчиненных, но смысла в такой расстановке сил было, на взгляд Архипова, не больше, чем если бы обстояло ровно наоборот. В конце концов они остановили выбор на молочном магазине, расположенном в тихом переулке, откуда путь к успеху бегства открывался в парк над
Они пребывали в бегах, то есть даже и Инга полагала себя уже находящейся в розыске и вне закона, однако они все же заботились о маскировке, по мере сил и возможностей творили мимикрию. Собственно говоря, как оно и возможно-то — войти в магазин с требованием отдать дневную выручку, не пряча при этом лиц? Это было бы чересчур неловко и как-то немножко стыдно, а ситуация и без того предстоит неуютная. Полный разрыв с правилами общежития, отчуждение от мира правильно и разумно живущих людей; замаскировался же — и вроде как ничего, терпимо. На маскировку пойдут черные колготки Инги, процесс кройки и шитья дал то, что сгодится натянуть на головы в кульминационный миг.
За газовым пистолетом Инга уже сходила в город. После всех этих переходов из леса в Смирновск и затем обратно в дом на озере она жаловалась мужу на страшную усталость, а он, не всегда терпеливо, отвечал ей, что ничем не в силах помочь. Не носить же ему ее на плечах! Вот когда они улизнут за границу, там она будет разъезжать на лимузинах и плавать на яхтах. Обижалась Инга или нет на эти выпады, понять было невозможно, умения скрывать свои чувства этой женщине было не занимать, и выдержка никогда попусту не изменяла ей.
В город они пришли с таким расчетом, чтобы перед нападением (налетом не отваживались или, может быть, стыдились назвать) у Инги было время отдохнуть и набраться сил. Выбрав укромный уголок в парке, они улеглись в высокой траве. Инга, отдышавшись, забросила ноги на колени мужа и принялась медленно, с соблазнительной улыбкой задирать юбку.
— Ну, это еще что?.. — поморщился Архипов, а в дополнение и завозился раздраженно.
— Вдруг ты видишь меня в последний раз?
С усталым видом он сказал:
— Лучше бы брючки надела, не в монастырь идем, а на грабеж.
— Вдруг какая-нибудь молочница проломит мне голову бидоном или черпаком? Так полюбуйся мной напоследок!
Архипов отвернулся, но рука его против воли легла на бедро жены, полное и теплое, округлое, волнующее. Он любил эту женщину, и сознание, что она подвергается страшной опасности, втянутая им и собственным безрассудством в рискованные похождения, жгло его душу. В который уже раз его подмывало открыть жене, что ее ждет, когда они попадутся. Ей следует готовиться к немыслимым испытаниям, ведь, говорят, в женских лагерях обстановка ничем не лучше, если не хуже, чем в мужских. Она убила судью, и это внушит уважительное отношение к ней со стороны тамошнего контингента, но кто же согласится, в конечном счете, с ее привычками, примет без оговорок ее заносчивость? Разве потерпят ее вспыльчивость, упрямство, неуемное стремление настоять на своем превосходстве? И что станется с ее гордой барственностью, если заставят жрать дерьмо? Куда подевается аристократизм, когда ей в задницу сунут дымящий и плавящийся целлофановый пакет? Где найдет прибежище ее женственность, если подругам по несчастью взбредет на ум превратить ее в «мальчика»?
Но
— Пора, — сказала Инга, взглянув на часы, — скоро закрытие.
— Гляди-ка, — вскрикнул Архипов, — а у тебя часы!
— А ты не знал?
— Ну, не замечал как-то… Ладно, пошли.
Время для него остановилось, так можно определить его состояние, решила Инга. Свое думал супруг. Может быть, последовательно размышлял он, ее, учитывая тяжесть преступлений, отправят на строгий режим, а там, если верить слухам, больше порядка, так что обойдется, и она выживет, мы еще встретимся и заживем как нельзя лучше. Завернув в подворотню дома рядом с молочным магазином, они стали, судорожно извиваясь, напяливать на бедовые свои головы обрезки колготок, тут же высматривая друг у друга, хорошо ли спрятаны лица. Какие-то два человека, высокий и низенький, проходя мимо, заглянули в подворотню, и тот, что был постарше, высокий, худощавый и седой, сказал своему спутнику:
— А, это Архипов с женой. Смотри, суетятся, маскируются, наверное, хотят ограбить магазин. Какой тут магазин поблизости? Молочный? Значит, его.
— Вот как? — откликнулся спутник, еще не старый мужчина с тоненькой черной полоской усиков под носом, низенький. — Но это не просто суета сует. По-моему, надо бы предупредить…
— Зачем? Это не наше дело, — возразил седой.
Они отправились дальше. Усатый гнул свое:
— Предотвратить преступление — не наше дело? Но ведь существует профилактика преступлений, не правда ли? И профилактика подразумевает не что иное, как превентивные меры.
— Профилактика дело такое, что она действительно существует, и не существовать ей нельзя, тогда как доносить совсем не обязательно, — легко отбивался седой.
Предавались они тщете спора, довольствуясь им, как обычно довольствуются выпавшим случаем пожить на земле, а едва миновали квартал и ступили в небольшой уютный скверик, им встретился молодой милиционер, словно бы бесцельно прогуливавшийся по аллеям. Этот парень ничего так не любил, как дуть в свисток, и поскольку инструмент, доставляющий ему несказанное удовольствие своим звучанием, лежал у него в кармане, было бы неправильно утверждать, будто милиционер находится не при деле.
— Там Архипов с женой грабят молочный магазин, — сказал усатый, приближаясь к милиционеру. — Подтверди, старик.
— Грабят? — вскричал милиционер. Тотчас образ свистка заслонил все, что так или иначе могло претендовать на место в его сознании.
— Подтверди же! — возбудился усатый, и уже нотка требовательности, а не одной лишь просьбы, могущей показаться и легковесной, зазвенела в его голосе.
— Так и есть, — подтвердил седой и добавил: — Но преждевременно говорить о грабеже, там, может быть, только подготовка, и даже, не исключено, готовность номер один, и все же доказательств чьей-либо вины или хотя бы только злого умысла у нас нет никаких. А речь вообще-то о том Архипове, что сбежал из зоны.
Бдительность граждан порадовала милиционера, он просиял. Но их заслуга лично перед ним состояла в том, что они подарили ему великолепную возможность продемонстрировать свои музыкальные таланты. Вытащив свисток, он издал оглушительную трель. Граждане невольно отшатнулись. Эти двое, высокий и низенький, вынуждены были зажать уши, и последовать за милиционером, устремившимся к магазину, они предпочли на почтительном расстоянии, проследовали не без робости, с некоторой зыбкостью в облике, как если бы внезапно обернулись привидениями.