У Бога и полынь сладка (сборник)
Шрифт:
А я после того с ним разговора тоже стала в храм ходить. Вспомнила, как мне хорошо было в детстве в церкви. И будто вернулась в родной дом. Духовник у меня появился. Рассказала я ему эту историю со Славиком. Спрашиваю: «Мне-то как о нем молиться? Какое имя в записках писать?». Батюшка говорит, самый близкий Славик к его дню рождения – Владислав. Был такой князь, кажется, сербский. Его день седьмого октября. Стала я праздновать этот день. Накануне звоню сыну, говорю: «Слава Богу, теперь знаю точно, какой ты Славик. Ты Владислав, и именины у тебя завтра – седьмого октября. Поздравляю!». А он: «А я уже почти год себя Александром Невским считаю». «Посчитал – и будет.
Вот такие мы были папуасы: ничего о вере не знали. И даже имени своего толком не могли выяснить. А что с моим сынком самое смешное, так это то, что в Германии он со своим именем (по паспорту) намучился. Когда спрашивают, как его зовут, отвечает – «Руслан». А ему говорят: «Знаем, что русский. Звать-то тебя как?». А по-немецки «Русланд» значит «Россия». Вот немцы и думают, что он им сообщает, что русский.
2016 г.
Панечка
УЗИ показало, что будет девочка. Девочку и ждали. Бабушки с обеих сторон задарили Валентину детской одеждой на год вперед. Слава Богу, не на два и не на три! Если распашонки и ползунки для младенцев одинаковы и для девочек и для мальчиков, то кофточки и шапочки с вышитыми бабочками и цветочками определенно предназначались для дочери.
Но родился мальчик. Как там УЗИ не разглядело будущего защитника Родины – не известно. Говорят, такое случается нередко. Но известно одно: отец новорожденного, Виталий, даже не пытался скрыть радость перед женой, собственной матерью и тещей. Те мечтали о девочке, и это служило поводом для ссор и бесконечных выяснений отношений с женской половиной семьи. А поскольку мужскую половину представлял лишь Виталий (мать его была разведена, а теща вдовой), то появление еще одного представителя сильного пола отец воспринял как пополнение в виду грядущих битв.
Битвы не заставили себя ждать. Начались они с выбора имени. Мальчик родился девятого августа, в день памяти великомученика и целителя Пантелеймона. Для отца было ясно, как назвать сына. Но жена с тещей не просто воспротивились, а стали называть его Сашенькой, в честь отца Валентины и покойного мужа тещи. Мать Виталия не возражала. В честь бросившего ее супруга она внука ни за что бы не назвала. Женская солидарность возобладала: Саша так Саша. Ну не Пантелеймон же!
– Где ты видел Пантелеймонов?! – гневливо увещевала Виталия теща. – Во всем городе не сыщешь. Он же не монах!
– Да его в школе задразнят, – вторила ей Валентина. – Будут обзывать Пантелей-Бармалей. Или еще хуже.
– Куда уж хуже? С чего ты взяла, что его будут дразнить? Может быть, он будет самым уважаемым в классе, и никто не додумается до твоей дразнилки, – возмущался отец.
– Ты что, забыл? В школе у всех были клички. Фамилии переделывали. А уж на такое имя дразнилку даже ленивый придумает: «Пантелей, пивка налей». Или: «Пантелей, заберись на мавзолей».
– Не знал я за тобой такого поэтического таланта. Почему тебе глупости приходят на ум?! Наоборот, будут говорить «Пантелей – всех смелей». Или: «Пантелей, кровь за Господа пролей!». Он же назван в честь великомученика.
– Еще не назван, – огрызнулась Валентина и притихла.
От последней придумки мужа ей стало не по себе. Особенно когда он сказал, что не
Теща заявила Виталию, что он фанатик, не думающий о будущем сына, и что если он не желает почтить память ее покойного мужа, назвав его именем внука, то она больше не переступит порога их квартиры и никогда не станет им помогать.
Своего покойного тестя Виталий никогда не видел по причине того, что тот ушел в мир иной задолго до знакомства с Валентиной. Тещино упрямство и постоянное вмешательство в его семейную жизнь он выносил с трудом, поэтому не очень испугался обещанной перспективы. Теща же исполнить угрозу не торопилась. Она постоянно находилась при внуке и демонстративно сюсюкала: «Ах ты мой Сашуля, Сашенька, мой красавчик ненаглядный. Твой злой папка хочет тебя назвать каким-то “пантюхом”. Ну как ты его будешь называть ласково, уменьшительно? Пантя?», – торжествующе вопрошала она, грозно глядя на зятя.
Теща нередко оставалась у них ночевать. Выносить это было непросто. Валентина сначала обрадовалась возможности отдохнуть и даже иногда вечером сбегать к подругам. Но вскоре и она стала тяготиться постоянными укорами матери. Все-то она делала не так, как положено: и кормила неправильно, и пеленала плохо, ни стерильности в доме, ни порядка… Мать не позволила крестить внука до сорокового дня, придумывала всякие отговорки: то жара стоит африканская, то какую-то эпидемию объявили, то батюшка, которого она почитала больше прочих, ушел в отпуск.
Наконец Виталий не выдержал. Теще было приказано не появляться в их доме до Рождества (почему до Рождества, он и сам не понял). Валентину же в ближайшее воскресенье он подвел к их общему духовнику и рассказал о ее нежелании назвать сына Пантелеймоном. Батюшка с недоумением выслушал рассказ Валентины о будущих дразнилках, улыбнулся и перебил ее: «Меня тоже дразнили. И били всем классом за то, что я с матерью ходил в церковь. Если будут дразнить твоего Пантелеймона, пусть постоит за имя своего великого святого. Ты, мать, убоялася, иде же не бе страх [8] . Ступай с Богом и благословляю поскорее крестить наследника».
8
Ср.: Пс. 13, 5.
Виталий подумал, что разногласие преодолено, но не тут-то было. На Валентину что-то нашло. Она объявила это благословение «частным мнением» и сказала, что покрестит сына в другом храме: «Никакого Пантелеймона.
Только Александр». Виталий не знал, что предпринять. Хороша православная подруга жизни! Не только воля мужа, но и благословение священника ничего для нее не значат. Он и лаской пытался ее урезонить и строгостью:
– Что теперь, расходиться из-за твоего упрямства?!
– Разводись, если хочешь! Это твоя идея. А я только хочу уберечь сына от издевательств. Дети такие жестокие! Ты что, не видишь, что с каждым годом становится все хуже и хуже?! Пусть хоть из-за имени его не будут мучить.