У чёрта на куличках
Шрифт:
Я, Нежданова Ждана Кузьминична, уроженка Старокорсунской станицы, проживающая в селе Неясыти, пребываю в здравом рассудке и трезвой памяти. Наделяю своего двоюродного племянника, Григория Беглова, что был сдан и проживал в Белореченском детдоме №7 с 1951 года, плодами жизни своей. Оному сыну божьему я вверяю после своей кончины собственный дом, находящийся в селе Неясыти, Краснодарский край.
Премногоуважаемая и верная богу Нежданова Ждана Кузьминична.
«Бабуля,
– А где этот Неясыть?.. – смутился он, не припоминая ничего знакомого.
– Я не нашёл его на карте, но он должен быть где-то южнее Майкопа. Думаю, на месте будет виднее, если вы захотите приехать посмотреть.
Беглов во второй раз прочитал письмо. Какое-то время он молча смотрел на бумагу и активно думал.
– Вы сомневаетесь в фиктивности документа? В нашей практике имеется, что заброшенные далеко от цивилизации люди имеют крайне слабое представление о юрисдикции в подобных вопросах. В случае чего, вы можете отказаться от…
– Нет!
Хомяк даже дёрнулся от этого резкого ответа, точно его скинули с плахи, заменив выцветший галстук на толстую бечёвку. По его покрасневшей шее уже было заметно, как сильно ситуация его вымотала.
– Если бабуля действительно является тем, кем представилась, то я рад за неё. А от подарка ведь отказываться неправильно, верно?
Нотариус только молча кивнул. Ему почему-то показалось, что стоит что-то сказать, как Беглов покажет свою настоящую натуру.
– Как доказать, что дом теперь действительно мой? – спросил Григорий, окончательно вернувшись из плена размышлений.
– Фактически никак. Но как только вы прибудете в село Неясыть, то стоит опросить местных, дабы доказать родство. Если же вас примут в качестве нового хозяина, то участок всецело будет Ваш. Это будет… справедливо.
Была ли это какая-то новая махинация или определённый шифр – Григорий не знал. Даже после письма он сильно сомневался в том, что всё написанное в нём правда, вплоть до имени и названия села. Однако, целый дом и прилегающий к нему участок могли походить на золотую жилу, и упускать такой случай ровнялось сущему кретинизму. Ему надо это обдумать, обсудить.
– Да, хорошо, – сказал он и поспешно вышел из офиса.
19 ноября 1988 года, раннее утро
Стряхивая последние капли, Григорий закончил орошать подтаявший снег и направился назад к машине.
Жена с детьми ждали возвращения главы семейства, который последние пару часов ворчал, что ему уже не в терпёж, пока в кои-то веки не решился остановиться.
– Собачий холод, – выругался он, как только вернулся на водительское место, что уже успело остыть. Несмотря на то, что приближалась зима, год выдавался вполне
– Если хочешь, можно налить чай из термоса, – предложила Мария, уже потянувшись к задним сидениям за железной ёмкостью.
– Не нужен мне твой чай. Переживу.
Когда два дня назад Григорий вернулся домой от нотариуса, то достаточно долго размышлял о том, что произошло в кабинете того толстопузого коротышки. Он один раз только показал письмо Марии, чтобы та была в курсе, на какую авантюру он собирается взять с собой целое семейство. Оправляться одному? Не вариант. Взять только сына? Ещё хуже – засранец все нервы подпортит. Отказы не принимались. Не хотелось бы ему, чтобы вся эта шушара отлёживалась дома, пока он превращает загадочную переданную избу в настоящий дворец, что можно будет отдать за пару тысяч рублей какому-нибудь дураку.
Продавать ненужное Григорий умел, и отказываться от покойной и сморщенной матушки-гусыни никак не намеревался. Оценивая возможные виды работы, он прикинул, что займётся благоустройством на одну-две недели и вернётся обратно в Белореченск.
Он был готов отбыть сразу в тот же день, как только пришёл к выводу (18 ноября), но обстоятельства и юридические вопросы потребовали отодвинуть поездку. Пока он возвращался к нотариусу, чтобы сгладить кое-какие вопросы, Мария, по требованию мужа, отправилась в кадетское училище, где выпросила у коменданта временное увольнительное для Серёжи, их 17-ти летнего сына.
Вечером, когда вся семья была в сборе, Серёжа показывал всё своё недовольство, но отцовское воспитание быстро вернуло ему покорность и смирение. Только Мария и Вера не высказывали и нотки сомнения.
– Ты это сейчас ничего не понимаешь, но как только всё продадим, то благодарить меня будешь. Это будет урок тебе на всю жизнь, пацан. Хочешь чтоб всё было как в шоколаде – действуй, – сказал Григорий, заметив через зеркало заднего вида недовольное выражение на лице сына.
Хоть Серёжа и был первенцем, – превосходной собственностью любого семьянина, – это был не самый любимый ребёнок в семье. И такое отношение отца и сына было взаимно для обоих сторон.
На нравоучения отца юноша не дал ответа.
– И что молчим? Этому тебя разве учат в твоём кадетском клоповнике? Обиженно молчать? Ты меня услышал?!
– Услышал. – Серёжа ответил, едва сдерживая вырывающийся на передний план оскал. Даже приевшееся «так точно» было недостойно ушей Беглова-старшего.
– Услышать мало. Главное – понять. Ну ничего, пока мы будем у чёрта на куличках, я займусь твоим воспитанием.
Серёжа отвернулся в сторону окна. Он сразу понял, что их маленькая перепалка не могла закончиться иначе. Не имело смысла ругаться, если последними аргументами могут стать тычки и кулаки. Пытаясь отодвинуть весь окружающий мир на задний план, он молча наблюдал за другим, по ту сторону окна, пока его девятилетняя сестра спала, облокотившись о его плечо.