У черта на побегушках
Шрифт:
— Ничуть не странно. В те времена, когда я собственной рукой отворял заколоченные в страхе двери и поджигал сено, несмотря на крики и мольбы, я занимался благим делом. Очищал мир от скверны, избавлял людей от сомнений и даровал им спокойствие. Полагаю, вам известен образ мышления тех поколений.
— Святая инквизиция…
— Воистину. Однако же, верите или нет, я начал сомневаться. Я убивал ведьм, считая себя посланником доброй воли, но вот незадача, невинные и ничего не знавшие родственники еретиков считали меня настоящим дьяволом. Почему же? В то время мои понятия о справедливости совершили внутренний прорыв.
— Вас убили?
— Я сам закончил это бремя.
— В моем мире есть добро, даже бескорыстное.
— Смею лишь надеяться. Но, — вдруг перебил меня Владыка, когда я решила, наконец, озвучить цели своего прибытия, — я, должно быть, утомил вас. Несмотря на юный возраст, вы мыслите хоть и наивно, но милосердно. Вы интересный фамильяр. Поверьте, я знаю, о чем говорю, мой собственный фамильяр пытался перерезать мне горло. Ну, а теперь, немного отдохните и отужинайте. Поговорим о вашем мече после.
Глава 21
Заметки из дневника инкуба
Меня зовут Тестис, и я самый красивый мужчина, которого вы когда-либо видели в своей жизни. Нет, я не страдаю звездной болезнью. Автографов не даю. Моё тело совершенно без волос. Мое лицо блестит на солнце, как драгоценность, и сам я воплощение желания. Я элегантен. Я наслаждаюсь жизнью, решив не иметь сто друзей, а иметь их подруг. Я прекрасен. Я инкуб.
Меня любят все женщины. Почти все. Я так думаю. И это мне порядком надоело. Похоть, похоть, похоть…Чем больше видишь женщину обнаженной, тем чаще начинаешь обращать внимание на её внутренний мир. Я отошел от стези сексуального распутства. Почти. И не пожалел о своём решении. Жизнь в Аду за сотни лет, наконец, пришла в движение. Моя блистательная персона обязана быть в центре происходящего.
— Шевелись быстрее! Будешь летучих мышей считать, я тебе глаз на жопу натяну!
Во-первых, у меня не может быть жопы — этой грубой и необъятной части. Попка. Никак не иначе. Во-вторых, этот гневливый мальчишка мой Господин. Его зовут Пурсон, и, как и всякий мужчина, которого вдруг бросила девушка, он в ярости.
Позвольте напомнить, что случилось. Милашка Ева, сменив имидж, решила вырваться из села и отправилась покорять город. В этом непростом деле ей помог не кто иной, как я. Обманывать всех и всюду я умел с рождения, поэтому первое время мне ловко удавалось убеждать Пурсона в изначальном местоположении его драгоценного фамильяра, вот только не прошло и двух недель, как его внутреннее чутье заставило его вернуться в деревенский сарай. Евы там не было. Меня хотели сжечь на костре.
Не сожгли лишь потому, что я назвал приблизительные координаты нахождения милашки, и мы немедля отправились во дворец Асмодея. Кто бы мог подумать, что ни Владыки, ни Евы там не будет. Они уехали куда-то вдвоем! Пурсон был вне себя от злости. Тот ещё ревнивец. Он перестал бомбить статуи лишь тогда, когда ему сказали, что оба искомых демона сейчас у Владыки Андромалиуса, и мы вновь тронулись в путь. Шли молча. Лишь изредка Пурсон оборачивался, чтобы пожелать мне сдохнуть.
— Где это чертово создание!? — закричал он, когда высокая башня была ближе, чем хотелось бы.
— Она внутри, ждет, когда вы её спасете.
— Я имел в виду Асмодея, дибил!
Да, Пурсон очень зол. На ситуацию, на собственную оплошность, возможно, и на меня. Хотя, что на меня злиться. Я же не виноват.
— Мой Господин, я нашел лагерь в трех километрах отсюда.
А это Фуркас. Козел, дворецкий, нигилист, филантроп и овен по гороскопу. Он занимался приготовлением костра для моего сожжения, но передумал, когда я пообещал всё рассказать.
— Идем туда.
Если честно, то я рад, что сейчас Пурсон именно зол. Гнев подходит его лицу, лучше, чем грусть. Ведь тот месяц, что Ева была без сознания, он ежечасно обвинял себя во всем. Засыпал рядом с её кроватью, расчесывал волосы, а иногда попросту смотрел на её лицо, словно бы она могла услышать его извинения. Мы обрадовались, когда он нашел утешение в постройке своей столицы — он называл это созданием дома для Евы. Но и там он почти не улыбался. Часто запирался в комнате. Много читал.
Теперь же он бежит. В его глазах не только злоба, но и радость, восторг от предстоящей встречи. Хотя, уверен, Асмодей получит столько же, сколько хлебнул и я. Что ж, а вот и он сам. Они смотрят друг на друга. Хмурятся. Молчат. Ну, что ж, опять мне всё брать в свои тонкие изящные руки.
— Здравствуйте, Владыка Асмодей. Я Тестис — самый красивый из нас двоих.
***
Я отужинала довольно скромно, а после поднялась наверх, в главную комнату, куда меня позвал Андромалиус на чай. В большом помещении, где были лишь мы вдвоем в освещении настольных ламп, кружился сиреневый едва видимый дым, исходящий от трубки. Она была, полагаю, набита табаком. Сам демон выглядел расслабленно: откинувшись на спинку мягкого кресла, он противоречил строгому образу, который продемонстрировал совсем недавно. Я села напротив, наблюдая за тем, как Андромалиус пускал сиреневые кольца дыма.
Затворник. Философ. Экспериментатор. Инквизитор. Я хаотично проносила в голове все услышанное об этом мужчине ранее, и негласно подтверждала те предложения, где его называли странным и необъяснимым. Даже сейчас он сохранял молчание, не сводя взора с потолка, где было совершенно пустое место. Чая, замечу, на столе не наблюдалось.
Я бросила взгляд на костяные крылья, только сейчас замечая, что вытянутые гости были будто обгоревшими по краям. Если придать этому особый смысл, то не означало ли это кару, за сожженные жизни? Андромалиус не обращал на меня никакого внимания. Я назвала бы это удачным стечением обстоятельств, однако, снаружи меня ждал Асмодей, а в ножнах на поясе висел незавершенный меч.
— А чая не будет? — тихо спросила я, и демон перевел на меня затуманенный взгляд.
— А я звал вас на чай?
— Ну, да.
— Вот как.
Он вновь замолчал. Отвлекся на фонарь и теперь не сводил с него глаз. Как сказал бы мой староста «кое-кто, похоже, накурился». Тем не менее, назвать Андромалиуса «укуренным» я не могла по той простой причине, что взгляд его был осознанным и четким. Сам дым показался мне сладковатым. Если честно, то я вдруг почувствовала усталость и сонливость.