У Червленого яра
Шрифт:
— Эй, хозяйка?! — громко позвал Миронег.
Из овчарни вынырнула седая голова. Милята? Старик разогнулся и замер, не веря своим очам.
— Дядька, а ты как здесь? — улыбнулся Миронег.
— Мироша, Мироша!!! — очнулся Милята, кидаясь к Миронегу. — А мы, греха набрались, за упокой об тебе молились. А ты вот, — Милята смахнул навернувшуюся слезу.
— Дольше проживу, — чувствуя, что тоже растрогался, с трудом проговорил Миронег.
— Мироша, так Верша, куцый хвост, сказывал, что самолично тя на сани
— Ты-то чего у Настасьи на дворе забыл? — решил прекратить переживания дружка Миронег.
— Так я это… — Милята замялся, — Настасья Ниловна изволила за меня пойти. Ну, так я еще, вроде как, не совсем уж дряхлый. Силушка-то еще имеется, — он вконец засмущался. — А при зятьях в приживалах не добро мне, не привык так-то.
— То дело ладное, — одобрил Миронег с серьезным лицом.
— А твою мы не обижаем, за дочку у нас. Настасья-то своих схоронила, нам дочка в радость.
Миронег ничего не понял, о чем там бормочет дружок.
— Изба наша не занята, а то я с Якимом Миронежичем, сынком моим? — вывел из-за спины Миронег Якимку.
— Вот уж славный малый. И имя доброе, уж наш Яким там, на небушке, доволен, — Милята бесцеремонно поднял Якимку на руки. — Добрый сынок, на дороге нашел? — лучше, чем десятские, знавший Миронега, сразу уловил дядька.
— Из Суздаля привез, там приглядел.
— Вон куда тебя занесло. А мы-то тут уж как убивались. А бабы наши все ткут да ткут. Целыми днями голова к голове сидят. Уж так твоя ткать-то желает научиться. Учи, и все тут. А я на них ворчу — брюхо уж большое, чего там над нитками сидеть да очи рвать.
У Миронега перехватило дыхание. Он побелел, а руки заметно задрожали.
— Моя… то кто? Ты про кого? — осторожно, словно рыбак, опасающийся спугнуть верткую рыбу, спросил Миронег.
— Ты, должно от ран еще не оправился. По голове тя под Рязанью не ударяли? — сердобольно посмотрел на дружка Милята.
— Моя, то кто? — снова повторил Миронег.
— Так это водимая твоя, Марфа Володимерьна. Ее ж вроде как отпустили… ну, велели про то, что она… короче, дочка она моя, вдовица твоя, Миронегова. Так всем и сказываем. А тут радость-то какая…
Миронег не дослушал, сбивая дыхание, бросился к двери избы Настасьи. Пробежал сквозь сени, распахнул двери в горницу.
При свете лучин его Марфуша прилежной ученицей сидела подле Настасьи и работала малым челноком, продевая нити. Его Услада! Живая, чуть округлившаяся в щеках, с выступающим сквозь поневу животом вот так просто сидит на лавочке, а не лежит в сырой земле.
— Ма… Марфа, — окликнул Миронег сухими губами.
Она вздрогнула плечами, повернула голову. Очи встретились. Марфа заморгала ресницами, словно пытаясь проверить — снится али нет. Медленно поднялась.
— Мироша, — прошептала.
Задыхаясь,
Миронег не выдержал и сам подошел, взял за теплую руку, утонул в карих очах.
— Ай! — схватилась за живот Марфа. — Ай! — испуганно перевела взгляд с Миронега на Настасью.
— Ну, чего ай-то? — усмехнулась Настасья.
Марфа отмахнулась и прижалась к Миронегу, зарываясь лицом в его рубаху.
— И сердце бьется, — прошептала она и отчаянно зарыдала.
— Не плач, — обнял жену Миронег, — все теперь хорошо будет.
— Хорошо, — закивала Марфа, — хорошо. Где ж ты был? — провела она кончиками пальцев по его щеке.
— В Суздале, на твоей могилке, — хрипло отозвался Миронег.
— То я туда Усладу велела перевезти, раз ей нельзя в соборной церкви лежать. Хотела, чтоб она у реки, к Вячко ближе, лежала, он же в реке утоп. Ай! — Марфа снова схватилась за живот.
— Побудете еще вместе. Ступай, ступай, — стала выталкивать Миронега Настасья.
Он вопросительно уставился на Марфу. Она кисло улыбнулась.
— Ну, чего встал? — прикрикнула на Миронега Настасья. — Рожает баба твоя. Поди, после позовем.
— Рановато, — встревожено посмотрел на жену Миронег.
— Тебе-то откуда знать, — фыркнула Настасья. — Иди-иди, все ладно будет.
Марфа улыбнулась бодрее.
— Ты только не пропадай больше, — прошептала она.
— Не пропаду, — расцеловал ее в обе щеки Миронег и неохотно вышел.
— Ну, там дело долгое, а вам с дороги поесть требуется, — в малой избе Милята выложил из корзины на стол румяные пирожки. — Тут и квас, — поставил он крынку, — испейте. Хлебай, Якимка, хлебай.
Яким жадно накинулся на еду. Миронегу кусок в горло не лез, он прислушивался, но ничего не было слышно.
— Тять, а кто там? — с любопытством спросил Яким.
— Матушка твоя, братца тебе али сестрицу рожает, — за Миронега ответил Милята.
Яким бросил есть и притих.
— Ты чего? — приметил перемену Миронег.
Яким, замкнувшись, промолчал.
— Ты не бойся, — потрепал Миронег сына по голове, — новая матушка твоя добрая, почти в сестрицы тебе годится. Она таких малых нянчить приучена. У нее племяшки были, она им басни сказывала. И тебе будет.
— А что ж ты не сказывал про нее? — обиженно поджал губы Якимка.
— Думал, что в живых ее нет, — задумчиво проговорил Миронег.
А ведь он чуял, что его Марфа не померла, не хотел верить, да ведь так и вышло. Только бы сейчас разродилась. Должна разродиться.
Все заиграло иными красками. Мир снова стал большим и бескрайним, а в очах появился блеск радости бытия.
Якимка уже клевал носом, надобно перенести его на лежанку. Миронег нагнулся.
— Иди, отец, с дочкой знакомиться, — заглянула в горницу Настасья.