У Элли опять неприятности
Шрифт:
– Давай возьмем вот этого, – сказал он, улыбаясь, когда Кексик взобрался на спины своих сестер и братьев, чтобы поближе рассмотреть нас. – Он особенный. И он мне очень нравится.
Но десятью годами позже он все равно его бросил, вместе с двумя дочерьми, домом, прудом и мною.
Я опоздаю на работу. Приеду значительно позже того времени, которое я сообщила Гундосой Николя. Я попала в поток возвращающихся из школы мамаш. По пути на работу я проезжаю мимо трех школ: старшей, в которую половина детей добирается самостоятельно, а другая половина считает, что ходить туда вообще незачем; начальной, куда мамы прибывают в маленьких «метро» или «фиестах» с целым выводком малышей, чьи ранцы в два раза больше их самих, и требуется около получаса, чтобы затолкать их всех на заднее сиденье; и частной школы. Вот из-за нее
Я медленно ехала за первым «ровером», словно приклеившись к его заднему бамперу.
– Давайте же, ДАВАЙТЕ! – бормотала я сквозь зубы, обращаясь к блондинке за рулем передней машины. – Ради Христа! Вы что, собираетесь весь день тут сидеть?
И в этот момент сзади меня стукнуло такси.
– Что, собственно, ты собирался сделать? – рявкнула я на таксиста. – Смять в гармошку мою выхлопную трубу? Или залезть на крышу?
– Мне очень жаль, милочка. – Он вылез из машины, судя по виду, ни капельки не раскаиваясь, и стал рыться в карманах куртки в поисках страховки. – Вот, пожалуйста, милочка. Страховая фирма все уладит. Не волнуйтесь.
Не волноваться? Это вы мне? Из-за сломанного бампера и болтающегося на одном винте номера? Из-за разбитого заднего фонаря и вмятины в багажнике? Слушайте, у меня хватает других поводов для волнений. Голова начинала болеть, а в горле сухо першило – обычно это означает, что у меня вот-вот начнется грипп или какая-нибудь редкая тропическая зараза. На часах уже половина десятого, и на работе без меня уже все кипит. И меня еще призывают не волноваться?
Я вернулась в машину и въехала на тротуар, чем глубоко возмутила трех малолетних на вид мамаш с детскими стульчиками, зато дала возможность рассосаться пятимильной пробке, которая образовалась, пока другие водители рассматривали мои повреждения. Потом я полезла под сиденье за мобильником. Нет сигнала. Проклятая штуковина дуется из-за того, что я его уронила. Я попробовала снова завести машину, чтобы вернуться на дорогу. Не заводится. Гнусный драндулет дуется из-за небольшого шлепка по попе. Справившись с желанием вылезти из машины и начать прыгать и колотить по ней ногами и руками, как злобная мартышка, я сосчитала до десяти, потом обратно до одного, после чего разумно и спокойно, не выказывая никаких признаков паники, вышла, закрыла машину и под ледяным дождем направилась к ближайшей телефонной будке.
– А мы уже решили, что не дождемся вас сегодня, – сказала Гундосая Николя.
– Да нет, я сейчас буду. Только дождусь мастера из Автомобильной ассоциации и сразу приеду. Надеюсь. Если с машиной ничего серьезного.
Лучше бы так. О, дьявол, лучше бы так.
– Так что передайте, пожалуйста, мои извинения Саймону, хорошо, Николя?
– Конечно, – вздохнула Николя, как будто это будет нелегко, но она уж как-нибудь постарается.
Весь обратный путь до машины я воображала, что запихиваю ее в маленький черный мешок и топлю в Темзе. Гундосая Николя была моей главной проблемой и единственной причиной моих неприятностей на работе. Вы, наверное, недоумеваете, каким образом служащая приемной (да к тому же совершенно бесполезная, чья манера спрашивать: «Не могу ли я вам чем-то помочь?» – заставляет большинство людей думать, что она даже пытаться не будет) сумела забрать в свои руки такую власть. Но удивляться тут нечему, и вы осознаете масштаб проблемы, если я скажу, что у Гундосой Николя роман с Саймоном, управляющим директором компании. Власть Саймона абсолютна, и ему приходится отвечать только перед одним человеком. Это его отец, владелец компании, который сейчас живет в Португалии, где в основном играет в гольф и занимается другими рискованными делами. Так что, если вы не нравитесь Николя,
В прошлый вторник мне пришлось ждать мастера, который должен был починить стиральную машину, а в среду я опять ждала его, потому что он так и не появился во вторник. А еще двумя неделями раньше, в пятницу, я проснулась в четыре часа утра от телефонного звонка. Звонила Люси, сообщившая, что застряла в Брайтоне, поскольку порвала с молодым человеком, который затащил ее туда на вечеринку, и просит меня немедленно забрать ее оттуда и отвезти в колледж.
И конечно, мне то и дело приходится возить маму в больницу.
Мама – еще одно волнение из особого отдела моего мозга. Ей восемьдесят, и мозги у нее в полном порядке, а вот все остальные части организма почему-то время от времени выходят из строя, соблюдая строгий распорядок. Сначала у нее становится плохо с ушами, потом с глазами. Вслед за этим начинают болеть зубы, им на смену появляются проблемы с легкими. Следующим выходит из строя желудок, за ним мочевой пузырь, и заканчивается все проблемой с ногами. Как только мы приводим в порядок ноги, цикл опять начинается с головы: постоянное и не утихающее сражение, в котором врачи всех специальностей борются с регулярными атаками ее болезней. Это было бы серьезным испытанием, даже если бы мы имели дело с милой, славной, безропотной старушкой, но она превратилась в сварливую особу с острым языком, которой доставляет особое удовольствие изобретать самые изощренные оскорбления и втыкать их, словно ножи, в горло тех, кто пытается помочь ей. Включая меня. Особенно меня.
– Не подгоняй меня! – кричит она, отталкивая руку, которую я протягиваю ей, когда мы возвращаемся к машине после очередного осмотра офтальмолога, ревматолога или гериатра. – Вечно вы так, молодежь! Всегда всех подгоняете!
И мы тратим двадцать минут на то, чтобы дойти от входа в больницу до тамошней автостоянки (где у меня уже практически личное место для парковки), и я злюсь и потею, и у меня поднимается давление при мысли о том, что будет с моей работой, если на нее наложат руки Саймон и Гундосая Николя. Мне вообще не нравится моя работа. Более того (знаю, знаю, что это ужасно звучит, но мне все равно придется сказать вам рано или поздно) – мне не нравится моя мама. Мне просто страшно подумать о том, сколько времени я провожу в обществе людей, которые мне не нравятся.
Мастер из Автомобильной ассоциации прибыл в четверть двенадцатого и завел машину с первой попытки. Он попытался утешить меня, уверяя, что это наверняка какая-то проблема со свечами или с распределителем зажигания. И в любой момент это может повториться, так что лучше все как следует проверить. Может быть, что-то произошло в тот момент, когда пострадали задний бампер и фонарь? Я не разговаривала с машиной всю дорогу до работы. Она выставила меня в совершенно дурацком свете перед этим мастером из АА, и если она думает, что я теперь отдам кучу денег за новый бампер, то пусть думает дальше. Выходя, я как следует хлопнула дверью, чтобы показать ей, кто из нас хозяин, и табличка с номером свалилась в лужу.
– Ну вот и вы, – сказала Николя, когда я вошла в приемную. Она откинулась в кресле, выставив одну руку так, как будто ждала, пока высохнет лак на ногтях. Держу пари, что она таки действительно ждала именно этого.
– Да, вот и я, – уныло согласилась я.
– Я все рассказала Саймону, – надменно процедила она. – Он хочет вас видеть. У себя в кабинете.
Ее улыбка была ужасна. Нет, ее мало утопить в черном мешке. Я напрягла фантазию, представляя себе изощренные орудия пытки.
Когда я вошла в кабинет, Саймон даже головы не поднял.
– Я попала в ДТП, – выдавила я. – Меня такси стукнуло…
– Серьезные повреждения? – спросил он, все так же не поднимая взгляда.
Мне захотелось как следует встряхнуть этого жалкого маленького ублюдка. Хоть бы посмотрел на меня, хоть бы поинтересовался, все ли со мной в порядке. «Серьезные повреждения»? Как будто ему есть до этого дело!
– Ничего особенного. Две сломанных ноги, вывихнутое плечо, ампутация руки и сотрясение мозга.
Он медленно уставился на меня, явно озадаченный: