У каждой ночи свой рассвет
Шрифт:
– Это не твоя вина, – я похлопал его по спине, но мне нужно, чтобы он говорил дальше. Я поднажал. – Он пытался изнасиловать тебя, верно?
Я почувствовал, как Емельян кивнул.
– Но ты дал отпор, и Макс разозлился, – я уже не спрашивал, а подводил к главному. – А после сделал нечто неожиданное. Емельян, все было так, как я говорю?
Он медленно поднял голову и уставился на меня. Его лицо исказила гримаса испуга и внезапного осознания.
– Он укусил меня, – подтвердил Лебедев, и его рука взметнулась к шее, щупая место укуса. Следы зубов затянулись, но шероховатые шрамы окончательно
– Емель, это прозвучит как бред, уж поверь, я сам проходил через это, но Макс – вампир. Его яд попал в твою кровь и запустил процесс обращения, однако он не закончил начатое, вероятно, потому что испугался того, что натворил. Он сбежал и бросил тебя умирать, пока хозяин гостиницы не вызвал полицию, обнаружив твое тело.
– Тело? – вопрос Емельяна от шока прозвучал на тон выше. – То есть я что… уже мертв?
– Не совсем. Я ввел тебе свою кровь, которая не позволила тебе умереть и инициировала трансформацию. Ее ты и чувствуешь, от этого тебе плохо, но скоро переход закончится и станет легче, поверь мне.
– Ты сам-то слышишь, какую херню мелешь? И как, объясни, я должен в это верить?
Самое идиотское в жизни реального вампира то, что ни один из классических элементов нашего бытия в действительности не имел ничего общего с книжными выдумками. Мы отражаемся в зеркале, едим чеснок, если пожелаем, не сгораем и не блестим золотом в первых рассветных лучах и не превращаемся в летучих мышей. Наши тела – живой, работающий организм, способный воспроизводить привычные процессы: мы употребляем обычную пищу, потому что испытываем голод; мы исторгаем из себя отходы жизнедеятельности; мы плачем и чувствуем физическую боль, возбуждаемся, трахаемся и кончаем, если уж на то пошло. Единственное, на что мы не способны – стареть и воспроизводить новую жизнь естественным путем. Мы не ожившие трупы: если ты умер, ни яд, ни кровь вампира тебя уже не спасет. Мертв значит мертв. Именно поэтому я дал Емельяну шанс. В нем еще теплились крохи жизни, угаснуть которой я позволить не мог.
И все же, чтобы существовать, нам нужна кровь. Она как жизненно важный наркотик, как порция адреналина, без которого наше сердце остановится. Не сразу, иногда уходят недели, прежде чем иссохшая и увядшая оболочка умрет окончательно. Мы не те жуткие монстры из мифов, сосущие кровь из всего живого на постоянной основе. Вовсе нет. Достаточно подпитки раз в неделю, и все механизмы стабильны. Однако, как и с любым сильнодействующим препаратом, нам нужна мера. Возможно, ее-то я и нарушил, напоив Емельяна кровью в первый раз.
А что касается доказательства, кое-что предъявить я все-таки мог. Ничего не говоря, я метнулся к холодильнику и вернулся, держа в руках рюмку и флягу, похожую на ту, что хранилась в бардачке.
– Внутри чистая человеческая кровь. Донорская, – уточнил я, дабы звучало менее шокирующе, и отвинтил крышку. Я заметил, как учуяв запах, Лебедев втянул носом воздух. – А теперь следи за мной.
Я наполнил рюмку наполовину. Едва заметно Емельян подался вперед и механически облизал пересохшие губы, но, словно опомнившись, вернулся в прежнее положение, молча наблюдая за моими манипуляциями.
Обмакнув указательный палец в крови, я провел им
– Твоя очередь, – я осторожно протянул ему рюмку. – Выпей.
– Ты шутишь? – спросил он, но все внимание было безотрывно приковано к содержимому.
– Смелее. Твой организм не полностью насыщен, тебе это даже пойдет на пользу.
И пусть я планировал повторно напоить Емельяна не раньше утра, иного выхода не было. Он должен поверить, и тело подскажет правду.
Словно загипнотизированный, Емельян поднес рюмку к губам и неторопливо влил кровь, чуть запрокинув голову назад. Его зубы окрасились в темно-алый, приоткрывшийся в форме буквы «О» рот на мгновение застыл. С тихим стоном Емельян сожмурил глаза, обнажая клыки.
– В первые несколько раз немного больно, но это пройдет, – запоздало сообщил я, забирая пустую с багровыми подтеками рюмку.
– Как такое возможно? – наконец спросил Емельян, когда эффект крови ослаб. Он провел языком по губам, слизывая остатки. Дыхание чуть учащенное, но это временно. В его облике заметно поубавилось той болезненности, которая овладевала им всего пару минут назад.
Я довольно улыбнулся.
– С днем перерождения, Емельян Лебедев.
Исключение из правил
– В первые месяцы после обращения выпитая кровь действует на организм, как крепкий алкоголь. Сначала ты чувствуешь прилив энергии, радости и хорошего настроения, затем голову окутывает легкий туман, а после тянет в сон. Поэтому важно не переусердствовать, – делился я опытом, пока Емельян все еще не без моей помощи поднимался в спальню. Я настоял, чтобы именно он ночевал сегодня наверху, мне же будет достаточно и дивана. Спорить мой гость, к счастью, не стал.
– Ну, а если вовремя не остановишься? – держа меня за пояс, Емельян неторопливо шагал по ступеням. Тошнота почти не тревожила его, лишь тот самый туман кружил в голове. Я заверил, что крепкий сон справится с этой проблемой.
– Переизбыток крови не просто вызовет состояние сродни тяжелому опьянению, но, что хуже и опаснее, ты перестанешь контролировать себя.
Мы подошли к широкой кровати, на которой я всегда спал один. Не такие уж и многочисленные любовные похождения я без исключений предпочитал заканчивать на территории любовника, с которым проводил ночь. Мой же дом оставался неким островком безопасности, куда посторонним вход был запрещен. Вряд ли особо любопытной персоне понравился бы запас человеческой крови в моем холодильнике, возникни у него или нее желание порадовать меня завтраком в постель.
– Контролировать в каком смысле? – уточнил Емельян и зевнул, присев на край постели. – Начну танцевать на барной стойке? Или позвоню бывшему, моля о прощении?
– Нет. Убьешь человека, – пояснил я без шуток, глядя на него сверху вниз. – Или по неосторожности выдашь себя, закончив либо трупом, либо подопытной крысой в какой-нибудь грязной и тесной лаборатории.
– Можешь считать меня тупым, но я не понимаю, как можно питаться кровью человека, не убив его при этом? Разве от укуса вампира тот не должен умереть? Ты же сам сказал, что Макс отравил меня свои ядом.