У Кубань-реки
Шрифт:
– По-моему, и для вас тоже, – он решительно рубанул по воздуху ладонью. В какую бы шкуру ни рядились, как бы ни угрожали оружием, вижу, что вы не предатели. Или, если и споткнулись в чем-то, то еще не до конца потеряли человеческий облик. Помогите мне сохранить овец, и советская власть может простить вам ваши ошибки.
Они с улыбкой переглянулись. Заговорили снова старший:
– Интересно знать, что дало тебе повод так думать о нас?
– Да хотя бы то, что прежде чем зайти в дом, вы обмели сапоги. Немцы и полицаи этого не делают – заходят как в сарай. В общем я считаю, что дедушка этот, – Евсеевич указал на рамку с фотографиями, – наш общий
– Как тебя зовут? – спросил старший.
– Крещен Василием, по батюшке Евсеевич.
– Так вот, Василий Евсеевич, давай раз и навсегда договоримся о том, что не будешь нас спрашивать, кто мы такие и чем занимаемся. Придет время, сами все расскажем. А пока, чем сможем, поможем тебе, но и ты нам должен кое в чем помочь…
После этого они стали появляться у нас каждую ночь. Иногда пригоняли по несколько немецких подвод, груженых оружием, боеприпасами и всяким военным имуществом. Все это увозили в Темный лес и там прятали. Как-то пригнали сотни две овец, а на следующую ночь – сотню коров. Все эти животные трофеи Евсеевич приучил пастись в скирдах на горе, а на водопой гонял их к Обжорному роднику, что недалеко за горою. Сгонял два-три раза, а потом они уже сами ходили туда.
Вначале те действовали втроем, потом у них появился четвертый… Кстати, я и забыл сказать об этом Евсеевичу, – капитан хлопнул себя кулаком по лбу. – Три дня назад я видел, кажется, этого четвертого. Я служу командиром роты охраны заключенных. Сейчас еду в длительную командировку. Когда выезжал из лагеря, навстречу везли новую партию арестантов, и мне показалось, что один из них – он. Понимаешь, у него такое запоминающееся лицо, вернее, не лицо, а нос, похожий на серп, подвешенный ручкой кверху.
– Не может быть такого, чтобы бывший партизан и вдруг преступник, – усомнился дядя Петя.
– Все на свете может быть, только того не может быть, что на свете быть не может, – ответил капитан, видимо, словами какого-то философа. Ведь прошло уже столько лет. Вернусь из командировки, обязательно проверю. И если это действительно тот человек, тогда, может быть, удастся разгадать загадку – узнать, что это были за люди.
– По-моему, тут нет никакой загадки, – сказал дядя Петя. – Судя по твоему рассказу, это были самые настоящие партизаны.
– Так и Евсеевич тогда думал. Действовали они действительно по-партизански: нападали на небольшие обозы, уничтожали фашистов, а подводы, оружие и продовольствие копили для наших.
Однажды ихний старший поделился с Евсеевичем своими планами. «Вчера, говорит, один из русских предателей, перед смертью сообщил нам, что через день-два по этой дороге будут гнать колонну наших пленных. Охрана небольшая. Попытаемся освободить их. Оружие и продовольствие для них у нас на первый случай имеется. Представляете, какая это будет сила? Батальон, может быть, и полк! Тогда мы сможем закрыть не только эту дорогу, но и железную. Взорвем мост через Кубань и ни один состав не пройдет. А пешком они далеко не удерут и, главное, не смогут увезти награбленное. В общем, с сегодняшнего дня нам необходимо установить круглосуточное наблюдение за дорогой. Чтобы не насторожить охрану военнопленных, всякие активные действия мы временно прекратим. Так что, говорит, Василий Евсеевич, если в ближайшие дни мы не будем появляться, не беспокойся о нас, знай: мы выполняем задуманное».
– Загадка состоит в том, – продолжал капитан, – что они вдруг изменили свои планы.
– А может быть, немцы устроили облаву и уничтожили
Капитан – его звали Николаем Васильевичем – отрицательно повертел головою.
– Исключено. В то время фашисты драпали без оглядки, было не до облав. Они боялись, как бы им на Кавказе не устроили второй Сталинград.
Николай Васильевич умолк, задумчиво покусывая стебелек сухой травы.
– Почему вы решили, что партизаны в конце изменили свои планы?
– За день до прихода наших, рано утром, у нас объявился тот кривоносый. Евсеевича не было на кошаре. Он еще ночью уехал на быках на гору за сеном. Кривоносый запряг в повозку лошадей, насыпал в ящик овса, вместе с Марковной они поймали двух упитанных валухов, связали и погрузили на подводу. Марковна помогала ему, думая, что это необходимо им для какого-то дела. «Когда ожидать вас?» – спросила она, когда тот уже взялся за вожжи. «Мы уезжаем в станицу Прочноокопскую, – ответил кривоносый, не глядя на нее. – Как приедет хозяин, – немедленно гоните туда весь скот. Это приказ нашего командира». С тем и уехал. Больше мы их и не видели. А через день пришли наши.
– А может быть им было дано такое задание – находиться в тылу у немцев?
– Тогда зачем угонять в немецкий тыл скот? – вопросом на вопрос ответил военный.
Дядя Петя сдвинул на лоб шапку и почесал затылок.
– Да, тут действительно загадка.
– Николай Васильевич, – обратился Мишка к капитану, он запомнил, что так его называл Евсеевич, – расскажите, как убили того немца, который хотел забрать себе колхозных овец.
– Да, да, ты ж не рассказал об этом, – вспомнил и дядя Петя.
– Заявились они к нам, как я уже говорил, за десять дней до прихода наших, – продолжал рассказ Николай Васильевич. – Помню, было это перед заходом солнца. Мы с Евсеевичем управлялись на базу. А те четверо спали у нас в доме, готовились к своей обычной ночной работе. Подъехали они, как и в первый раз, втроем верхами. Офицер увидел Евсеевича и кричит: «Рус, бистро, бистро гони овца вниз Кубана! Мне там земля давают». – «Как же можно по глубокому снегу, без корма гнать овец в такую даль, – пытаться возразить Евсеевич, подмигнув мне и кивком головы указывая на дом. – Не по-хозяйски это. Давайте дождемся весны, тогда и погоним по зеленой травке». – «Молчит, руссиш швайн! – запищал фашист. – Пока им там будем мало-мало кушайт, – он указал ногайкою на дом, – ти бистера собирай, вместе будем ехайт». Я хоть и маленький был, а сообразил, на что мне намекал Евсеевич. Незаметно шмыгнул в дом и разбудил партизан. Те фашистов и в дом не пустили. У порога разоружили, отвели за косогор и там расстреляли. Офицер тот, видно, был хороший мародер. На седле у него в переметной сумке нашли металлический футляр от немецкого противогаза, до верха наполненный изделиями из золота: кольца, серьги, монеты, часы, браслеты…
– А куда потом все это дели? – спросил Мишка.
– Золото партизаны забрали с собой, сказали, сдадут в фонд государства. А что раньше прятали в Темном лесу: оружие, фургоны, лошадей – Евсеевич передал нашим. Трофейные лошади у нас хорошо отдохнули, поправились. В общем, это был хороший подарок для наших обозников. Взамен солдаты оставили нам десятка два отощавших и раненых лошадей, которые к весне поправились и пригодились колхозу, как находка.
– А я и не знал, что наша кошара имеет такую интересную историю, – сказал дядя Петя. – Теперь я Евсеевичу на дам покоя, пока он не расскажет все до мельчайших подробностей.