У Кубань-реки
Шрифт:
– Привет юным труженикам! – бодро поздоровался лесничий. – Ну как тут у вас дела?
Он пружинисто по-молодому спрыгнул с тачанки, подошел к машине, встал на подножку кабины и заглянул в кузов.
– О-о, да вы молодчики! – подхватил он. – Вижу, что зря времени не теряли. Молодцы!
Лесничего звали Иваном Аксеновичем, а кучера Семеном Тихоновичем, так они представились Ивану Алексеевичу, поздоровавшись с ним за руку.
Ребята наперебой стали рассказывать им о страшной находке, надеясь узнать от них разгадку этой тайны войны. Но приехавшим об этом было ничего не известно. Лесничий поселился в Казачьем уже после войны, а кучер во время войны был на фронте. Ему пришлось отступать и наступать по этим местам, но о событиях, разыгравшихся в Волчьем гае, он ничего не знал. Попытка выпросить у них тачанку для музея тоже не увенчалась
– Ну хоть обещайте подарить её нам, когда уйдете на пенсию, – умоляюще попросил он.
– Я уже давно пенсионер, – улыбнулся Иван Аксенович. —Самое многое, что могу обещать вам – подарить, когда перестану работать. Думаю, что тот, кто будет работать на моём месте, не станет возражать. Ведь для неё сейчас ни рессор, ни колес не достанешь, все изготавливаем сами с Тихоновичем.
Мишке повезло. Жёлуди, оказывается нужно было везти в хутор Казачий в лесничество. Лесничий сел с шофером в кабину, чтобы показывать дорогу. На обратном пути машина должна была забрать ребят и отвезти в Прикубанскую. Мишка хотел было попроситься подъехать до хутора на машине, но Тихонович предложил ему ехать с ним на тачанке. Надо ли говорить о том, что Мишка с радостью принял такое предложение. Под завистливые взгляды одноклассников он уселся на козлы рядом с кучером и робко попросил:
– Можно я буду править лошадьми, хоть до того поворота? —Пожалуйста, хоть всю дорогу, – сказал Тихонович, передавая ему вожжи.
Перед отъездом Коля крикнул Мишке:
– Смотри не забудь про это, – указательным пальцем правой руки он сделал несколько движений, будто нажимая на спусковой крючок.
Мишка согласно кивнул головой. Он понял, что Коля просит его не забыть поискать на чердаке в бабушкиной хате старое оружие.
Взбрасывая передними копытами фонтанчики сухих зеленых листьев, лошади быстро катили легкую тачанку по извилистой лесной дороге. Мишка уже знал их клички. Впряженный слева, золотисто-рыжий мерин – Орлик. Справа, темно-гнедой с широкой белой лысиной по всему храпу – Гром. Управлять ими оказалось совсем просто. Нужно было только держать вожжи и все. Там, где дорога раздваивалась, Гром и Орлик настораживали уши и косили одним глазом назад, как бы спрашивая: «Куда?» Стоило лишь слегка потянуть за одну вожжу, как они послушно сворачивали в нужном направлении.
Мишке очень хотелось попросить Тихоновича рассказать о войне, но он не знал, с чего начать.
– Это у вас военные штаны? – спросил он, указывая взглядом на галифе.
– Самые настоящие военные, – улыбнулся Тихонович.
– Вы в них воевали?
– Нет, это меня сын снабжает своими обносками. Он у меня офицер, знает, что я люблю носить военную одежду. А ты к кому едешь?
– К бабушке Дарье.
– К Звездиновой, что ли?
Мишка утвердительно кивнул головой.
– Тебя как зовут? – спросил Тихонович.
– Мишка.
– Значит, ты внук Андрея Звездинова.
– Вы знали моего дедушку?! – удивился Мишка.
– Еще бы не знать. Мы с ним до войны двенадцать лет вместе проработали в колхозной кузнице. Хороший был парень! Так и не знаете, где он погиб?
– Папа говорит, что он считается без вести пропавшим.
– Да-а, много народу пропало за эту войну, – вздохнул Тихонович. – Двадцать миллионов! Представляешь, Миша, Если бы все погибшие взялись за руки и вытянулись в цепочку, то они, пожалуй, смогли бы всю Землю обхватить.
В это время они подъехали к неглубокому оврагу с пологими, поросшими мелким кустарником, склонами. По дну оврага, пересекая дорогу, протекает небольшой ручей. В нем Тихонович напоил лошадей.
– Расскажите про войну, – попросил Мишка, когда они стали подниматься на противоположный склон оврага. – Хоть что-нибудь, только чтобы интересное.
– Интересного, хлопчик, в войне было мало, – Тихонович положил мозолистую ладонь на Мишкину голову и слегка потеребил его густой рыжий чуб. – В ней больше было страшного. Война явилась хорошей проверкой для людей. В ней, как в мутной воде, всплыл на поверхность весь мусор человечества: старосты, полицаи и прочая мерзость. Встретился и на моем военном пути такой подлец.
Тихонович замолчал, видимо ему неприятно было вспоминать о чем-то нехорошем.
– Он
– Хуже! Немцы ведь тоже не все были фашисты, не все добровольно шли на войну. Этот был русский. Больше того – земляк из нашего хутора. Шатохин Иван. Мать его и сейчас живет в хуторе, недалеко от твоей бабушки.
Мишка знал старую-престарую бабку Шатошиху. Он утвердительно кивнул головою.
– Вот её сын, – продолжал Тихонович. – Летом 1942 года, под Батайском, в наш полк пришло молодое пополнение. Иван попал в нашу роту. Как я обрадовался земляку! Был я в то время пулеметчиком станкового пулемета «Максим». Напарник мой, хороший парень с Урала, погиб как раз перед прибытием пополнения. Я попросил, чтобы вторым номером ко мне назначали Ивана. Уважили мою просьбу. Молодые, все горячие ребята, рвались в бой напролом, во весь рост. Ну и многие, конечно, гибли зазря. Ивана я, как мог, берег. Ведь как-никак к тому времени я уже год отпахал на войне без выпрягу. Успел набраться кое-какого опыта. По звуку мог определить, какой мине поклониться, а какой не стоит. В августе отступали мы по правому берегу Кубани. Наша рота шла в аръергарде полка. То есть мы прикрывали отступление. Помню, подходили уже к нашему Казачьему хутору. Иван говорил: «Смотри, вон видна Шаповалова хата, Варавина, Коломейцева…» У меня у самого сердца готово было из груди выскочить. Очень хотелось на родных хоть одним глазом взглянуть. А немец нам на пятки наступает. Тут ротный команду дает: «Свернуть вправо, в лес. Занять оборону на опушке». – «Правильно решил ротный. Если бы мы заняли оборону на окраине хутора, из-за нас пострадали бы мирные жители, а немцев бы мы все равно не остановили. Нас в роте оставалось человек пятьдесят, а их – тьма-тьмущая. Видим, передние мотоциклы и машины с солдатами свернули к лесу и прут прямо на нас, дали по ним несколько залпов всей ротой. Мы с Иваном разрядили полностью одну ленту. Немцы поняли, что с ходу нас не взять. Повернули назад, спешились и начали окапываться. А нам только этого и надо было. Пульнули по ним еще несколько раз для острастки и отошли в глубь леса. Командир наш принял решение переправиться через Кубань ниже хутора. До нее надо было идти по лесу еще километра два. Нас с Иваном ротный оставил для прикрытия».
– А почему именно вас? – спросил Мишка. – Вы, наверное, были самые храбрые?
– Да потому, что к тому времени в роте остался только один наш командир. Он так и сказал: «Местность тебе, Колосов, хорошо знакома, рубеж выбирай сам. Постарайтесь задержать их как можно дольше. Останьтесь живы, догоняйте нас за Кубанью. Мы будем отходить в направлении села Рождественского».
Место для обороны выбрали подходящее: у пересечения долевой просеки с поперечною. Наспех выкопали окоп с круговым спектром обстрела, Изготовились и стали ждать. А в душе, будто кошки скребут. Целый год воевал, в каких только переплетах ни бывал, а погибнуть придется в километре от родного дома.
Тут Иван говорит мне: «Давай, дядя Сеня, – он всегда меня так называл, – сдадимся немцам вместе с пулеметом, может, они нас не убьют». – «Ванюшка, говорю ему, милый, что ты надумал! Нас-то может и не убьют, а что будет с нашей ротой? Они же их догонят и всех перестреляют, как фазанов. Посмотрел я на него, он весь трясется и бледный как стена. Жаль мне стало парня. Я-то, думаю, уже пожил на белом свете, мне умирать легче. Знаешь что, говорю, Ваня, я и сам тут управлюсь, а ты беги-ка в хутор, пока там немцев нет, повидаешься с родными, моим поклон передашь и скажи им, чтобы завтра, как все утихнет, пришли сюда с лопатой. Помню, он еще спросил: «А зачем с лопатой?» – Чтобы похоронить меня могли, говорю, по-человечески. На заходе солнца приходи к мостику, что на Отмытом острове. Останусь жив – там и встретимся. А не будет меня, сам догоняй наших. Забрал я у него две гранаты и он помчался к хутору так, что только кусты затрещали.
– Ну, а дальше, дальше что было? – нетерпеливо спросил Мишка.
– А дальше ничего особенного и не было. Немцы подтянули миномёты, артиллерию и с полчаса так обрабатывали опушку, что только щепки летели. Потом всё стихло. Я подождал немного – не идут. Пробрался осторожно к опушке, осмотрелся – никого нет. По дороге, что проходит в полукилометре от леса, сплошным потоком движутся в направлении хутора танки, машины, мотоциклы. Побоялись фрицы в лес соваться. Вот потому я и думаю, что тот человек, кости которого вы нашли в лесу, был не немец. Немцы боялись леса, как чёрт ладана.