У любви не всегда красивое лицо
Шрифт:
Она остановилась возле лошади и взглянула на меня. Скрепя сердце, я поднял Кристин за талию, стараясь поменьше до нее дотрагиваться, и посадил на спину Цезаря, а сам запрыгнул сзади. Мы тронулись.
По дороге я еще несколько раз кашлял, и тогда Кристин оборачивалась, глядя на меня из все возрастающим беспокойством. Да, я немного заболел, но сейчас главное – это достигнуть Рима, а все остальное подождет.
Мы ехали в течение нескольких часов, когда я почувствовал, что меня начало трясти. Мои зубы выбивали дробь, а руки начали дрожать. Я извлек из мешка пальто, которое упаковал утром, ссылаясь на хорошую погоду, но и оно не помогло. Я все еще продолжал дрожать. Наконец это
– Ты продрог до костей, Эрик… – ее голос звучал очень взволнованно.
– Пусть Кристин не беспокоится об Эрике, с ним все будет в порядке… – Мне совсем не хотелось тревожить ее, ведь было так хорошо просто ехать вместе с ней, чувствовать, как ее спина доверчиво прижимается к моей груди, ощущать ее доверие и заботу… Но Кристин даже не захотела меня слушать.
– Нет, Эрик, давай остановимся и подыщем место для ночлега. Нужно развести костер и приготовить что-нибудь. Это поможет тебе согреться. А мне не волноваться за тебя.
Я не хотел останавливаться, но Кристин была права, мне нужно было согреться. Тем более, она так искренне произнесла последнюю фразу…
Мы остановились на неприметной поляне, я установил палатку, в которую меня тут же загнала Кристин, приказывая отдыхать. Я хотел возразить, но чувствовал ужасную слабость, поэтому беспрекословно соорудил постели и юркнул под толстое одеяло. Мне было так тепло и так хорошо… Кристин была права насчет отдыха, он был необходим, но с такими темпами мы живыми до Рима не доберемся. Мешкая, мы можем попасть в неприятности, а по собственному опыту я уже знал – как только случится что-то одно нехорошее, как за ним сразу же последует второе. Я снова закашлялся, и у меня вдруг сильно заболело в груди.
– Мне совсем не нравится твой кашель, - покачала головой Кристин, войдя в палатку. Она несла в руках поднос с едой. Принюхавшись, я понял, что она приготовила. Жареная рыба. Очевидно, в прошлый раз я приготовил не весь свой улов. Только взглянув на блюдо, я понял, что не хочу есть. Но я должен, ведь тогда я потеряю все силы и не смогу в случае чего защитить Кристин. Кристин! Она все еще здесь, а я не могу есть при ней. Я молил Бога, чтобы она ушла, но она молча села возле меня. Присмотревшись к ней, я понял, что ее что-то беспокоит. Она теребила в руках одно из полотенец и явно не решалась заговорить. Вдруг, словно решившись, она промолвила:
– Я… я видела своего отца, так четко видела, как тебя сейчас, - заметив мой непонимающий взгляд, она объяснила: - Тогда, в озере… - А потом, помолчав с минуту, продолжила: - Он хотел забрать меня к себе, мы бы снова были вместе. Ты не должен был прыгать за мной…
Что? Что за глупости она говорит? Разве я дал бы ей умереть?! Да я бы свою жизнь отдал, лишь бы она жила! Отдал бы все годы, предназначенные мне судьбой, ей!
– Почему? Чтобы допустить, чтобы ты умерла? Этого никогда не будет, Кристин! – Меня даже пробрала дрожь от самой мысли о том, что я могу ее потерять. Пытаясь успокоиться, я глубоко вздохнул. Нам не нужно сейчас спорить. Только не теперь, когда мы совсем одни. Да, мы одни, и нам никто не сможет помочь, кроме нас самих. Мои размышления прервал голос Кристин:
– Почему ты не ешь, Эрик? Тебе нужно есть, чтобы набраться сил.
– Эрик не может есть, пока Кристин здесь, - я опустил голову, а затем поднял и пристально взглянул на девушку. – Почему она всё еще здесь? Эрику надо поесть… И Кристин знает об этом.
Она прикусила нижнюю губу и закрыла глаза:
– Я знаю, Эрик, - но, даже сказав это, она так и не ушла. Я избегал смотреть ей в глаза, ведь догадывался, что именно там увижу, - страх. Снова этот проклятый страх! Почему я всегда вызываю у нее это
– Я всё сказал, Кристин. Выйди, пожалуйста.
– Прошу, Эрик, ешь…
Я вздохнул. Неужели ей доставляет удовольствие истязать себя? Или меня? Прищурив глаза, я одним движением сорвал маску, мне уже было всё равно. Она дернулась, словно я ее ударил, а потом вскочила с места и выбежала из палатки, тихо прошептав: «Прости, Эрик…»
Я опустил голову. Конечно, так будет всегда. Я привык к физической боли, а сейчас, кажется, уже и к душевной.
Отставив тарелку с едой, я взял маску и повертел её в руках. С детства мать не переставала давить на меня, при каждом удобном случае напоминая, какой я уродливый. Я носил ее чуть ли не с младенчества, чтобы люди не чурались меня.
За что? За что мне досталась такая судьба? Разве я виноват в том, что у меня такое лицо? Если бы я был красив, то Кристин бы не убегала из палатки, она бы полюбила меня, я бы добился её любви… Другая часть моего лица была не дурна, возможно, даже привлекательна, но то, что скрывалось под маской…
Я множество раз прокручивал в голове, как мы с Кристин хорошо смотрелись бы вместе, нам не пришлось бы скитаться по лесам, потому что у меня была бы совсем другая судьба… Я бы пел в Опере, люди признали бы меня. «Но тогда бы ты не встретил Кристин, ты бы её даже не замечал, - пронеслось в моей голове, - за тобой бы носились толпы поклонниц в сотни раз лучше Кристин. Ты был бы избалован вниманием, вел бы себя словно глупая Карлотта! А Кристин отказалась от счастливой жизни ради тебя, ради твоего уродства. Будь ты на её месте, ты бы лишь презренно сторонился себя стороной…”.
Я тряхнул головой. Что за бред? Для полного комплекта несчастий мне еще не хватало полностью сойти с ума. А в чём-то голос был прав, наверное… Даже если бы все было так, как я всегда мечтал, мне не судьба быть с Кристин. Я ничтожество, я ее не достоин! Мне вдруг стало так плохо, что я разрыдался. Разрыдался, словно девчонка, закрыв лицо руками..
POV Кристин.
Я стояла рядом с палаткой, привалившись к сосне. Ну вот, снова я ранила его. Выскочила, словно ошпаренная, при виде его лица. Мне было так неловко, возможно, я никогда не смогу смотреть на его лицо без отвращения, но ведь я сделала это всё неумышленно… Вдруг до меня донеслись его тихие всхлипы и рыдания, сердце сжалось. Я не могла это слушать, да и Эрик, наверное, не хотел, чтобы были свидетели его слабости, поэтому пошла к костру и в одиночестве съела ужин. Когда окончательно стемнело, я решила вернуться в палатку.
Остановившись у входа, я тяжело вздохнула и тихо позвала:
– Эрик…
– Кристин может войти, Эрик уже уходит…
Войдя, я увидела, что он почти собрал свои вещи. Что он делает?! Как он может после всего, что мы пережили, оставить меня одну? Я бросилась к нему:
– Эрик! Не оставляй меня!
– я схватила его за руки. Он поднял на меня глаза, полные слез. Ему тоже было больно – осознала я.
– Не уходи, Эрик, и… не плачь.
– Эрик не плачет! Не плачет!!! Он не плачет из-за Кристин, не плачет из-за того, что она не может даже взглянуть на его лицо! Он не плачет из-за того, что является чудовищем!