У любви не всегда красивое лицо
Шрифт:
– Так пусть Кристин не говорит ему об этом! Это… Это будет секретом… секретом Эрика и Кристин. Эрик никому не расскажет.
Я благодарно улыбнулась ему и вдруг отметила про себя, что он, даже будучи наедине со мной, не говорит от первого лица.
– Эрик… скажи что-нибудь от первого лица, пожалуйста.
Он вздрогнул и неуверенно посмотрел на меня, а затем опустил голову. Мне стало так жаль его.
– Твоей матери сейчас рядом нет, есть только я. Тебе нечего бояться. Давай, поговори со мной от первого лица.
– Не стоит… – Эрик помотал головой, и я отчетливо услышала в его голосе
– Пожалуйста… - я взяла его за руку и сжала ладонь.
– Скажи что-нибудь для меня…
Эрик сглотнул и, когда я уже не надеялась что-либо от него услышать, сказал:
– Что ты хочешь от меня услышать? – когда он произнес эти слова, я улыбнулась, и у меня на глазах выступили слезы.
Помнится, что он говорил от своего имени тогда, когда спас меня от цыган. И это был первый и последний раз. А сейчас он, по моей просьбе, снова говорит от своего лица. Ах, Эрик…
– Что случилось? – Эрик, наверное, заметил то, что я украдкой вытерла слезу, и обеспокоено наклонился ко мне.
– Когда ты говоришь от своего лица… Это так странно и так замечательно. Ты должен всегда так со мной говорить, Эрик. И не только со мной - со всеми. Хорошо?
Эрик кивнул:
– Хорошо.
Мы сидели и улыбались друг другу, и я ощущала, как дыра в моей груди потихоньку начинает затягиваться и как легче мне становится дышать, когда я с ним…
Мы сидели и болтали с Эриком как старые добрые друзья, без обид и без сожалений. Теперь время не тянулось, как в хмурые дни нашей разлуки, оно словно летело на крыльях. Мы и не заметили, что на улице уже темнеет и говорили до тех пор, пока часы на стене не пробили одиннадцать.
Эрик предложил мне остаться и переночевать здесь, но я отказалось, ведь дома остался Густав, он был сам, и я боялась, как бы Рауль не выместил на нем свою злобу. Тогда он захотел проводить меня, но и здесь я не смогла согласиться, ведь очень боялась, что навстречу мне может выйти Рауль.
Убедив Эрика остаться и не провожать меня, я на прощание легонько коснулась его щеки губами, а затем ушла через пожарную лестницу. Когда я была уже внизу, то оглянулась и увидела, что Эрик смотрит мне вслед. Улыбнувшись, я махнула ему рукой на прощание и в ответ получила точно такой же взмах, только немного неуверенный.
И, уже уходя в ночь, я тихонько рассмеялась. Мне было так хорошо и спокойно, и, покидая Эрика, я знала, что еще вернусь, вернусь к моему Ангелу Музыки…
========== Глава 32. ==========
Глава 32.
POV Эрик.
– Дышите, - сказала женщина-доктор, когда я расстегнул рубашку, а она приложила к моей груди холодный стетоскоп. Я попытался сделать глубокий вдох и закашлялся.
– Что ж, - сказала врач, убирая инструмент, - вы дышите лучше, чем на прошлой неделе, но я думаю, что вам все еще нужен отдых, и чем больше, тем лучше.
– Может, я уже смогу вернуться домой? К себе домой? Я не хочу приносить хлопоты моему другу. Да и там мне спокойнее.
– Да, наверное… - немного неуверенно протянула она, но, встретившись с моим умоляющим взглядом, кивнула.
– Вы почти поправились, так что можете сами о себе позаботиться. Я позволю вам вернуться домой, если вы будете следить за своим здоровьем.
– Буду, - я едва не закричал
– А что насчет работы? Я могу продолжать работать?
– Вы сказали, что работали каждый день по два часа за пианино, ведь так? – в ответ на вопросительный и строгий взгляд женщины-врача я только кивнул головой. – Что ж… Думаю, вы должны продолжать работать этим графиком еще недели две, а потом сможете окончательно вернуться к работе.
Две недели… Я чуть не застонал от бессилия, но быстро пришел к выводу, что лучше уж две недели хоть немного, но все-таки играть, чем не играть вообще. Я вздохнул и послушно кивнул, а затем спрыгнул со стола и вышел из кабинета. Надир стоял за дверью и ждал меня. Я в который раз ощутил благодарность: мало кто смог бы так ненавязчиво общаться со мной и помогать мне, а он еще и делал это искренне. Этого я не забуду никогда: его искренней дружбы и помощи.
Когда перс увидел, что я уже вышел из кабинета, он поспешил ко мне и подхватил меня под руку, видимо, желая помочь мне удержаться на ногах, но я отстранился.
– Хватит, Надир, я не инвалид, могу ходить сам. Да и со мной моя трость.
Когда я произнес эти слова, перс ошарашено уставился на меня, даже забыв что-либо возразить. Я рассмеялся, так как это меня позабавило.
– Что с тобой, Надир?
– Ты… Ты начал говорить от своего лица? Что с тобой произошло? – голос Надира был потрясенным, но в то же время каким-то радостным что ли.
– Ничего, просто решил, что так лучше. В любом случае, врач позволила мне вернуться домой, так что предлагаю сразу отправиться туда.
– Хорошо… – перс все еще немного недоуменно глазел на меня, но больше ничего говорить не стал.
Мы прошли через дорогу и спустя пару минут оказались у моего дома. Надир открыл дверь, ибо карабкаться по лестнице сейчас мне было не по силам.
Когда я переступил порог, мое лицо озарила невольная радостная улыбка. Да, я был рад вновь оказаться здесь, поскольку очень соскучился по нему. Пусть этот дом холодный и сырой, пусть в нем нет всего того тепла и уюта, пусть он не наполнен радостным смехом и любовью… Но это мой дом. Дом, где я могу спокойно посидеть у камина, наслаждаясь одиночеством и покоем, дом, в котором полноправный хозяин – только я.
– Если тебе что-нибудь понадобится - не стесняйся, спрашивай, - сказал Надир, войдя следом за мной. Сам он не очень любил бывать здесь, я это уже заметил. Его нервировали скрипы лестницы и постоянный шорох где-то под потолочными балками. Я-то знал, что там поселилось семейство летучих мышей, но все равно не трогал их. Пусть себе живут, они мне не мешают. К тому же, к ним я давно привык, обитая в темных подвалах Оперы, и считал их совсем не незваными гостями, а скорее давними знакомыми.
Мне совсем не хотелось зажигать свечи, потому что большую часть жизни я провел в темноте, но Надир настоял на этом, и спустя пару мгновений я понял почему. Когда последняя свеча были зажжена, и осветила даже самые дальние уголки заброшенного склада – я замер. А потом восхищенный вскрик сорвался с моих губ.