У нас уже утро
Шрифт:
– Разумеется, посоветуйтесь с обкомом, – с деланным равнодушием сказал он. – Но вряд ли там будут возражать, если вы заявите о желании работать у нас. Впрочем, может быть, вы ищете работу полегче…
– То есть как это полегче? – нахмурился парень.
– Может быть, хотите работать на берегу, – невозмутимо продолжал Доронин. – Может, вам здоровье не позволяет…
Не выдержав этого тона, Доронин вдруг махнул рукой, точно отметая свои собственные слова, и сказал:
– Давай-ка, Дмитрий Алексеевич, бросим
– Прямой разговор, – улыбнулся парень. – Алёху тоже возьмёте?
– Возьмём и Алёху.
– Как? – повернулся к своему товарищу Дмитрий Алексеевич.
Тот покрутил головой.
– Ты старшой, ты – решай.
– Ладно, товарищ директор, – сказал парень, протягивая Доронину руку, – может, и порыбачим вместе. Человек вы, видать, подходящий. Только сначала я всё-таки в обком загляну. А там и до вас. Дорогу найду, не объясняйте, на своей земле живём, не на чужой. Спасибо за чай.
Подхватив свои чемоданы, парни вышли из палатки.
В тот же вечер, заручившись согласием пятнадцати рыбаков работать на западном берегу, Доронин тронулся в обратный путь.
Приближаясь на своей полуторке к комбинату, Доронин впервые почувствовал, что возвращается домой. Здесь, вблизи комбината, и сопки показались ему родными, и море приветливым, и небо весёлым. Когда он увидел знакомые длинные строения, сердце у него забилось чаще. Это было его место на земле; здесь жили люди, которых он успел полюбить.
Первый дом, построенный по инициативе Доронина, был готов.
В сущности, он больше походил на большую деревенскую избу, состоящую из четырёх просторных светлых комнат.
Но дело было не в этом. На фоне вечнозелёных сопок, в окружении жалких японских лачуг появился настоящий русский дом. Он стоял на земле прочно, основательно, словно уйдя в неё корнями.
Торжественное открытие дома было назначено на пять часов вечера.
Задолго до торжества Доронин и Нырков поднялись по широким ступеням крытого крыльца и, глубоко вдыхая бодрящий, пряный запах смолы и свежего тёса, вошли в сени.
Немалых трудов стоила людям постройка этого дома! Они врубались в тайгу, корчевали пни, прокладывая дорогу тягачами, сутками жили в лесу, спали у костров, целыми днями бродили в поисках железа и стекла, собирали мох, чтобы прошпаклевать стены, мастерили оконные и дверные петли…
Осторожно ступая по свежевыструганным, ещё не выкрашенным (не хватило краски!) половицам, Доронин миновал сени и вошёл в светлую большую комнату.
Некоторое время он и следовавший за ним Нырков стояли молча.
– Будто на материке, – тихо, словно боясь разбудить кого-то, сказал наконец Нырков. – Никакой разницы нету.
Они неторопливо обошли весь дом и остановились у одного из окон.
В доме было светло и радостно. Низкое, осеннее солнце чуть золотило оконные стёкла. На белом, некрашеном полу играли солнечные зайчики.
– Ребята хотели сюда японских циновок натаскать, – сказал Нырков. – Я запретил. Пыль, говорю, разводить ни к чему.
Доронин с улыбкой посмотрел на Ныркова. Пыль из циновок ребята могли, конечно, выколотить, но дело было не в этом. Дело было прежде всего в том, что Ныркову не хотелось видеть в своём новом русском доме ничего старого и чужого.
– Мебели вот только маловато, – продолжал Нырков, – правда, на лесозаводе кое-что мастерят – столы, табуретки… А так – живи, лучше не надо…
Разумеется, Доронин отлично понимал, что этот дом ещё очень далёк от совершенства. Стекла были плохо вмазаны в рамы, стены неравномерно проконопачены. Крышу следовало как можно скорее покрасить, чтобы не заржавело железо.
Но обо всём этом Доронину сейчас не хотелось думать. Начало было положено, а за продолжением дело не станет!
В назначенное время люди собрались вокруг дома. На крыльцо поднялись Доронин, Нырков, Вологдина и Венцов.
Солнце уже скрылось, но было ещё светло. Туман, окутавший горизонт, казался розоватым. Деревья на сопках потемнели. С моря дул резкий ветер.
Нырков открыл митинг и предоставил слово Доронину.
– Товарищи, – сказал Доронин, – наш первый дом построен.
Десятки глаз внимательно смотрели на оратора из-под солдатских ушанок, из-под рыбацких шлемов, из-под косынок и платков.
– Вы сами построили этот дом, своими собственными руками. Пусть же это будет началом. Пусть этот дом будет первым домом нового, советского города на западном берегу Сахалина. Я знаю, верю: многие из вас останутся здесь на всю жизнь. Будут рождаться дети. Позаботимся и о них!
Доронин говорил все громче, а люди все плотнее придвигав лись к дому, охватывая его тесным полукольцом.
– Нам нелегко было построить этот дом, но мы его построили. Почему? Потому, что захотели построить. Давайте же будем так же дружно решать все другие наши задачи. А теперь позвольте передать этот дом во владение тем людям, которые будут в нём жить…
Медленно, точно читая приказ по войскам, Доронин перечислил имена пятнадцати новосёлов.
– Добро пожаловать, товарищи! – громко сказал он и распахнул двери.
Один за другим люди чинно входили в сени, где уже висел самодельный умывальник, и проходили в комнаты, где стояла нехитрая, ими же самими сколоченная мебель. Каждый, кто ступал сейчас по не крашенным ещё половицам нового дома, отдал ему немало сил и теперь с законной гордостью трудолюбивого хозяина осматривал дело своих рук…