У нас уже утро
Шрифт:
Вскоре показались обуглившиеся сваи. «Все разрушили, черти, – со злобой подумал Доронин. – Ну да ладно, нам ваша кустарщина всё равно не ко двору».
Справа, у подножья сопок, расстилалось большое поле, покрытое высокой, в рост челозека, травой. Видимо, её здесь никогда не косили.
«Придёт время, – думал Доронин, – уберём траву, распашем землю, заставим её родить хлеб».
Наконец, увидев колья, на которых сушились сети, небольшой, деревянный, наскоро сделанный пирс и несколько врытых в берег землянок, он понял, что это и есть колхоз. Неподалёку от землянок Доронин заметил
Доронин огляделся, в надежде увидеть кого-нибудь, но на берегу было пустынно. Он уже собрался постучать, как вдруг дверь одной из землянок отворилась, и на пороге показался японец в ватнике с подвёрнутыми рукавами, которые были ему всё-таки длинны.
«Что за чёрт, – подумал Доронин, – куда я попал?»
А японец стоял на пороге землянки, смотрел на Доронина и улыбался.
И Доронин, сам того не замечая, невольно улыбнулся в ответ.
– Ты кто же будешь? – спросил он на всякий случай, не очень рассчитывая на ответ.
Японец часто замигал и, к удивлению Доронина, ответил:
– Я Ваня, Ваня, росэке Ваня!
Доронин рассмеялся.
– Ну, здравствуй, русский Ваня, – сказал он и уже совсем удивился, когда японец первый протянул ему руку.
Доронин пожал его узкую жёлтую ладонь.
– Ну, а кроме тебя, тут кто-нибудь есть? – спросил он.
На этот раз японец, видимо, не понял. Но дверь землянки открылась, и на пороге показался человек в украинской рубахе с расстёгнутым воротом и ватных штанах, заправленных в огромные сапоги. На вид ему было под сорок.
– Вам кого? – спросил человек.
– Председателя колхоза «Советская родина».
– Я председатель.
– Товарищ Жихарев?
– Он самый.
Доронин протянул руку.
– Директор рыбного комбината Доронин. Приехал взглянуть, как вы тут устроились.
– Директор? – недоверчиво повторил Жихарев, точно соображая что-то, потом широко улыбнулся и пожал протянутую руку.
– Начальство, значит! Ну, прошу в хату, товарищ директор!
Он распахнул дверь землянки.
Доронин вошёл и, удивлённый, остановился на пороге. Он никак не ожидал увидеть большую, просторную комнату, пол, устланный цветным половиком, стол, накрытый белой скатертью, светлую керосиновую лампу, а в глубине широкую лежанку, аккуратно застеленную пёстрой материей. На лежанке сидела женщина и расчёсывала длинные волосы, падавшие ей на плечи и грудь.
– Гости приехали, Марья! – из-за спины Доронина крикнул Жихарев.
Женщина торопливо собрала волосы, накинула платок и встала.
– Просим, – сказала она певучим украинским говором.
– Чайку с дороги? – спросил Жихарев.
– Чайку, чайку! – подхватил японец, тоже оказавшийся в землянке.
– Это кто же такой? – спросил Доронин.
– Рыбак Ваня! – усмехнувшись, ответил Жихарев.
Через четверть часа Доронин, Жихарев, его жена и Ваня сидели за столом и пили чай из настоящего русского самовара. Ваня с трудом удерживал в
– Месяц прошёл, как мы сюда из Приазовья перекочевали, – прихлёбывая горячий чай, говорил Жихарев. – Сам я мальчишкой в Приморье рыбачил… Вот и потянуло снова на старые места… Нас пока что сорок человек сюда прибыло.
– Как про этот Южный Сахалин объявили, он будто сказился, – вмешалась в разговор женщина. – Что тут за моря да что за рыба! Вот и подбил людей-то…
– Ну и что же, недовольны? – спросил Доронин.
– Не в том дело, что недовольны, – сказал Жихарев. – Государство своё слово сдержало. Деньги получили, землю тоже, транспорт, лошади есть, сейчас дома ставить начинаем…
– В чём же дело?
– Эх, товарищ директор, неужели не понимаешь! У рыбака ведь дом-то на море… А в море на чём ходить? Два кунгаса хлипких – вот и весь наш флот.
Доронин помрачнел.
– Где ваши люди? – спросил он.
– Десяток – в море, остальные – в лесу, на заготовках.
Они помолчали.
– Помоги нам, директор! – с неожиданной страстью заговорил Жихарев. – Наши колхозники – настоящие потомственные рыбаки, трудностей не боятся, штормов тоже… Знаем, что мы в долгу перед твоим комбинатом. Перед государством в долгу. Обязаны мы этот долг покрыть. Хочешь, покажу, как можем работать? Идём!
Жихарев встал и потянул за собой Доронина.
Они вышли из землянки. Погода резко изменилась. Море шумело. Волны захлёстывали деревянный пирс. По небу, обгоняя друг друга, неслись низкие чёрные облака. Стало очень холодно, точно где-то вблизи открыли огромный ледник.
Жихарев пристально вгляделся в море.
– Опять погода меняется, – как бы про себя сказал он. И, обернувшись к Доронину, добавил: – У меня два кунгаса в море… Ну, ничего, ребята опытные, знают, что к чему.
Они подошли к столбам, врытым в землю.
– Первый дом ставим, – сказал Жихарев. – Погляди, товарищ Доронин, работу. Видишь, как устои окурены. На костре запаливали, ни гниль, ни плесень не возьмёт! Смотри, сколько лесу за неделю заготовили! Теперь идём сюда.
Он повёл Доронина к кольям, на которых сушились сети.
– Ни одной дыры не найдёшь. Ребята спать не лягут, пока сети в порядок не приведут. Теперь пойдём на склад.
Там он показал Доронину разложенные в образцовом порядке весла, невода, сети, канаты.
Доронин пристально смотрел на Жихарева. Этот человек интересовал его сейчас, пожалуй, больше, чем то, что он показывал.
Они вышли из склада и сели на бревно.
– Работу надо людям дать, – говорил Жихарев, – не привыкли мы без работы. Каково нам, рыбакам, по очереди в море ходить… В десяти километрах от нас полеводческий колхоз обосновался. Правда, они тут с весны. Был я у них. Все получили от государства: скот, семена, фураж, сбрую, инвентарь… Сараи построили с сушилками, в любую погоду хлеб сушат. Зернохранилище отгрохали, на будущий год овцеводческую ферму заводить думают… Председатель колхоза меня, как гостя, водил, показывал. Вернулся я домой и думаю: «Эх, флот бы получить настоящий! Мы бы тут такую жизнь закрутили!» – Он ударил себя по колену и тяжело вздохнул.