У нас всегда будет Париж (сборник)

Брэдбери Рэй

Мы долго простояли, не шелохнувшись, пока наконец он по-французски не пожал плечами, я тоже пожал плечами, и мы снова негромко рассмеялись.

Он подался вперед, взялся одной рукой за мой подбородок и молча поцеловал меня в середину лба. Затем он шагнул назад, дотянулся до моей рубашки и набросил ее мне на плечи.

Мне показалось, он пробормотал: «Bonne chance».

Затем, не говоря ни слова, он двинулся

к двери и прижал палец к губам:

– Ш-ш-ш.

Мы выбрались на улицу.

Мы вышли на узкую улицу, ведущую в одном направлении к «Де Маго», а в другом – к реке, Лувру и моей гостинице.

– Бог ты мой, – тихо промолвил я, – мы провели вместе полчаса и даже не познакомились.

Он вопросительно взглянул на меня, и что-то подвигнуло меня поднять руку и ткнуть его пальцем в грудь.

– Ты Джейн, я Тарзан, – сказал я.

Это привело его в неописуемый восторг, и он повторил мои слова:

– Я Джейн, ты Тарзан.

Впервые после нашей встречи мы оба с облегчением вздохнули и рассмеялись.

И опять он нагнулся и запечатлел еще один поцелуй в середину моего лба, потом повернулся и пошел восвояси.

В трех-четырех ярдах от меня, не поворачивая головы, он сказал на ломаном английском:

– Жаль.

– Очень жаль, – ответил я.

– В другой раз? – спросил он.

– В другой, – ответил я.

И он удалился по узкой улочке, более не задавая мне направления.

Я повернул к реке, прогулялся мимо Лувра и пошел в гостиницу.

Было два часа ночи, по-прежнему душно, я стоял в дверях номера и слышал шуршание постельного белья. Жена сказала:

– Забыла тебя спросить, ты достал билеты?

– Да, конечно, – сказал я. – «Конкорд», дневной рейс до Нью-Йорка, в следующий вторник.

Я услышал, как это ее успокоило. Затем она вздохнула и сказала:

– Ах, как я обожаю Париж! Надеюсь, мы вернемся в будущем году.

– В будущем году, – подтвердил я.

Я разделся и присел на край кровати. Из своего дальнего края жена сказала:

– Ты не забыл про пиццу?

– Какую пиццу?

– Как ты мог забыть про пиццу? – полюбопытствовала она.

– Не знаю, – ответствовал я.

Я почувствовал слабый зуд в середине лба и приложил руку к тому месту, куда меня лобызнул напоследок молодой человек, наблюдавший за мной, направляя в нужное русло.

– Ума не приложу, – сказал я, – как я мог запамятовать. Будь я проклят, если знаю.

Мамаша Перкинс остается

Джо

Тиллер вошел в квартиру и, снимая шляпу, заметил полноватую женщину зрелых лет, которая разглядывала его и при этом лущила горох.

– Заходите, – обратилась она, глядя в его изумленные глаза. – Энни готовит ужин. Присаживайтесь.

– Но кто… – уставился он на нее.

– Я – Мамаша Перкинс, – хохотнула она, раскачиваясь взад-вперед. Она сидела не в кресле-качалке, но каким-то образом создавалось впечатление, что она раскачивает его. У Тиллера закружилась голова.

– Знакомое имя, но…

– Не бери в голову, сынок. Еще познакомишься со мной. Я приехала к вам погостить на годик или вроде того.

Она добродушно рассмеялась и вылущила горошину.

Тиллер бросился на кухню и призвал жену к ответу.

– Откуда еще черт принес эту слащаво-настырную тетку?!

– Ты же знаешь Мамашу Перкинс из радиопередачи, – улыбнулась жена.

– А тут-то она что делает? – кричал он.

– Ш-ш. Она пришла помочь.

– В чем помочь? – он гневно посмотрел в сторону комнаты.

– Ну, мало ли… – уклончиво сказала жена.

– А куда, черт побери, мы ее денем? Ей же нужно где-то спать?

– Ах да, – ласково сказала его жена Анна. – Ведь здесь же радиоприемник. Ночью она как бы… «возвращается туда».

– Какого черта она пришла сюда, ты что, ей написала? Ты никогда не говорила, что вы знакомы, – бушевал муж.

– Я столько лет слушала ее по радио, – сказала Анна.

– По радио – совсем другое дело.

– Нет. Мне всегда казалось, что я знаю ее лучше, чем… тебя, – сказала жена.

Он стоял в растерянности. Десять лет, думал он. Десять лет затворничества в этой драпированной клетке, в компании уютно мурлыкающего приемника, свечения серебристых радиоламп, бормочущих голосов. Десять потаенных лет келейных заговоров, радио и женщин, пока он приводил в чувство свой трещавший по швам бизнес. Он решил вести себя очень непринужденно и благоразумно.

– Я только хочу знать, – он взял ее за руку, – писала ли ты Мамаше или позвонила? Как она здесь очутилась?

– Она здесь уже десять лет.

– Быть этого не может!

– Сегодня особенный день, – призналась она. – Сегодня она впервые «остается» у нас.

Он отвел ее к старушке в гостиную.

– Уходите, – велел он.

Конец ознакомительного фрагмента.