У подножия Большого Хингана. Прапрадеды и деды
Шрифт:
Время на границе было неспокойное, часто нападали хунхузы на хозяев и однажды ночью пришли к нашему бараку и напали. Но у нащих было оружие и от них кое-как отбились. Все же было убито несколько мужиков: Иван Новиченко, Михаил Димов и еще кто-то – фамилии я не помню. Помогли и сиряки11.
Жить дальше становилось опасно и надо было срочно уходить от границы. Весной 1932 г. Хозяином-китайцем был снаряжен отряд с опиумом, который он отправлял в Фукдин для сбыта и нам посоветовали идти с ними – это было безопаснее, да и они хорошо знали дорогу.
Наши стали готовиться к переходу. Отец променял у китайца-крестьянина коня за поперечную пилу и машинку для стрижки волос, доплатив немного денег. И в один из дней двинулись в поход. Шел 1932 год,
Тяжело было идти китайцам носильщикам, которые курили опиум, им это было необходимо, они сильно слабели от ходьбы, отставали от отряда и когда за ними возвращались, то некоторые уже умирали или тонули в воде, присев предварительно на кочку или пень. Тогда у них забирали поклажу, а их бросали, вытащат на сухое и присыпят землей или кустами. Здесь они и находили свой последний незавидный конец.
До сих пор не забылся такой дорожный инцидент. Отряд шел по дороге из гравия, мы беженцы шли позади отряда и вот я шел по бровке дороги и стал всхлипывать, готов вот-вот заплакать, мать вела меня за руку и стала спрашивать чего я хнычу, я ответил, сквозь слезы «Как не хныкать, если одна нога идет по дороге, а другая по камням». Оно и было так в самом деле, так как бровка была земляная, а дорога из камня, а я шел как раз по границе гравия и земли.
Все слышали это и стали смеяться. Случай этот помнят до сих пор и всегда надо мною шутят.
Дней пятнадцать шли без населения, попадали дикие козы и очень часто. Пробежит табунчик, помашет своими белыми попочками и скроется в лесу или в большой траве. Раз напугал идущий встречу отряд конных, сиряки забеспокоились, взяли винтовки на руки, но почему-то отряд круто повернул или напугался сам, завидев нас или просто нужно было ехать в другую сторону. Расстояние было большое меж ними и нами, но отряд все же насторожился, боясь, что это были хунхузы и боялись за свой груз.
Вскоре стали появляться заимки и маленькие деревни в несколько фанз, в одной из деревень целый день отдыхали, жарили из муки лепешки в китайских чанах, варили горячие супы, мылись и отдыхали. Китайцы принимали с интересом, рассматривали нас, они впервые видели русских. Щупали руками, удивлялись, что белое тело, рассматривали как были одеты женщины, интересовались абсолютно всякой мелочью. Удивлялись, что с такими маленькими детьми шли такой длинный и тяжелый путь, плюс в наводнение. Старались накормить нас своими мантами и пельменями, слоеными лепешками с маком и кунжутным маслом.
На восемнадцатые сутки подъехали к городу Фукдину. Город был загорожен жгутовыми мешками с землей, типа дамбы, спасавшей от наводнения.
В воротах в город нас встретила городская охрана, допросила и стала обыскивать. После тщательных обысков они ничего не нашли, хотя у отца и матери в соломенных стельках в олочах было спрятано около дина опиума, чего сильно боялись отец с матерью, потому, что от него зависело наше дальнейшее существование.
После обыска нам разрешили въехать в городские ворота. Помню, конь стал подыматься на дамбу и так встал
Власти пытались у начальника отряда узнать кто мы такие и откуда едем, но после недолгих разговоров, нас оставили в покое и отряд проводил нас на постоялый двор. Коня и кое какие вещи продали в Фукдине и поехали на пристань Сунгари, где ходил в рейс родной брат отца – Михаил Горячкин, он жил в Харбине с 1914 года и ходил по Сунгари матросом-поваром. На второй или третий день отец купил билеты на пароход и мы пошли вверх пот течению реки Сунгари. Пароходы были наши – Амурского общества пароходства и торговли. В каютах первого и второго классах было чисто и уютно, в них находились более привилегированные люди, богатые китайцы, купцы, хозяева контор и т.д. В третьем классе (общем) ехали все кому не лень, кто находился на скамейках, полках, кто в проходе прямо на полу. Мы всей семьей заняли скамейку и стали устраиваться поесть, а потом и спать. По дороге пароход приставал в деревнях, городках, высаживал и снова принимал пассажиров, груженных мешками, узлами. Ехали торговцы спекулянты, кто в гости, кто куда и все заглядывали на нас, т.к. иностранцев не было никого, кроме команды корабля – она состояла из русских и часть китайцев-матросов и повара. От них мы узнали, что дядя Миша ушел в рейс раньше и теперь уже в Харбине. На третий день прошли Сансинские перекаты и подходили к мосту через р. Сунгари. Мост был построен русскими в 1904-1905 гг. и конструкция его была точно такая, как в Хабаровске через Амур.
Прошли под мостом и вот мы уже в Харбине, высадились на пристани, против ул. Китайской, которая концом упиралась прямо в р. Сунгари, а по берегу шла ул. Набережная, на которой жила наша двоюродная бабушка Пелагея Рачковская, о которой было написано вначале. Её муж, Николай Николаевич Рачковский был управляющим Амурским обществом пароходства и торговли. Он вскоре умер от язвы желудка. О нем рассказывали, что он был умный, спокойный, образованный человек, очень интеллигентный и гуманный по характеру. Знал всех первопроходчиков – Невельского, Хабарова, Пояркова и других. Само общество находилось в г Благовещенск, а в 1914 году его назначили управляющим пароходства по реке Сунгари и он поселился в Харбине на ул. Набережной, дом 6, недалеко от Сунгаринского моста. Во дворе находилось три дома, два сдавали под квартиры, а в большом жили сами, половину из трех комнат и большой столовой занимали сами, а во второй половине из четырех комнат, столовой и кабинета жили их сыновья Николай и Константин со своими семьями. Дом был оборудован отоплением, ванной, теплой уборной и другими удобствами.
Держали они повара китайца, звали его Василием, это был классный повар, очень чистоплотный и мог готовить и печь всё, что от него требовали и заказывали меню на каждый день.
Дочь Таисия Николаевна – врач-стоматолог, держала свой зубной кабинет, а её муж – Всеволод Станиславович Бочковский занимался в редакции «Русское слово», писал рекламы и кое-какие статьи, а также заметки в газету.
Вот и мы на первый случай устроились у них. Конечно против них мы были нищие, но они отнеслись к нам по родственному и очень во многом нам помогли, одеждой, питанием и жильем. Мы прожили у них месяц, а потом отец устроился через беженский комитет сторожем на маслобойный завод, дали ему квартиру, прямо при заводе – это был кирпичный дом с комнатой и кухней, и в ней же жила семья муж с женой, какие-то интересные китайцы, детей у них не было, сам хозяин дома бывал редко, все больше в разъездах, а китаянка – красивая южанка находилась дома, чем они занимались – неизвестно, но жили хорошо, одевались и питались.
Тут и приключилась беда первая на нашу семью – случился пожар на заводе, загорелось масло в баках емкостью по 300 тонн, это было страшное зрелище. Масло шипело и горело. Бобы, соя и склады с мешкотарой и одеждой, баки лопались и крыши их летели за 50-100 метров в сторону, образовывались лужи масла и все это горело. Съехались все пожарные машины города. Я помню насчитал их около пятидесяти. Жители выносили вещи из квартир на улицу. Мы тоже освободили свою квартиру и сломали замок своих соседей китайцев и спасли их вещи, т.к. их не было дома. Когда они вернулись, были очень рады этому и отблагодарили нас.