У подножия старого замка
Шрифт:
Ирена встретилась с этим парнем на улице. Ни с того, ни с сего он снял кепку, низко поклонился и сказал:
— День добрый, паненко!
— День добрый, — нехотя ответила Ирена, проходя мимо.
С тех пор каждый раз, возвращаясь с работы, она встречала его на перекрестке улиц и слышала: «День добрый, паненко!»
Однажды, завидев пекаря, Ирена перешла на другую сторону улицы, чтобы затеряться среди прохожих. Но парень догнал ее и пошел рядом. Она слышала его дыхание и торопливые шаги.
— Почему вы меня избегаете, паненко?
— Идите своей дорогой, — тихо, но решительно попросила Ирена и ускорила шаг.
Парень тоже пошел быстрее.
— А, может, у нас с вами одна дорога, паненко?
— Не думаю!
— Неужели не нравлюсь? Не в вашем вкусе?
— Нет! И потом, как вам не стыдно преследовать незнакомую девушку?
— Понравились, потому и хожу за вами. Не сердитесь, давайте лучше познакомимся. Меня зовут Стефан. А вас?
Он был назойлив и упрям. Утром и вечером поджидал ее то около фабрики, то появлялся неожиданно на рынке, то вырастал, как из-под земли, возле дома. Девчата на фабрике уже приметили Стефана и, увидев его в окно, кричали шутя:
— Ирка, твой жених пришел! Кончай работу, домой пора.
— Хватит вам! Какой он жених… — сердилась Ирена.
— Ладно, не скромничай! Парень видный. Сейчас война, женихов мало. Если тебе не нужен, скажи — мы его живо подберем.
— Перестаньте болтать. Мне и глядеть на него тошно.
— Смотри, Ирка, пожалеешь! С таким всегда сыта будешь.
Стефану шел двадцать седьмой год. Молодой и здоровый парень, он пек для немцев хлеб, угодливо снимал перед ними кепку, улыбался. «Работать можно заставить. Но снимать кепку и улыбаться врагу, — думала Ирена, — это слишком».
Однажды она спросила напрямик:
— Почему вы угождаете немцам, вместо того, чтобы их ненавидеть? Ведь вы поляк, пан Стефан. Многие ваши сверстники партизанят, чтобы как можно скорее освободить от фашистов нашу родину. А вы…
— О, я не настолько наивен, чтобы верить в ее освобождение, панно Ирено.
— Неужели вы заодно с немцами?
— Нет. Но сами понимаете, надо же как-то жить и веселиться, пока молод. Годы идут, несмотря на войну. — И Стефан нелепо захохотал на всю улицу.
Ирена смерила его таким презрительным взглядом, что он осекся. После этого долго не появлялся, и Ирена обрадовалась, что он оставил ее в покое. Но Стефан пришел снова и, увидев, что девушка убегает, закричал вслед:
— Куда вы?! Все равно не убежите! Я не привык отступаться от тех, кто мне нравится! Ха, ха, ха!
Чтобы не встречаться с ним, Ирена стала уходить с работы позже других и, прежде чем вернуться домой, долго еще, усталая и голодная, бродила по городу или сидела
Но хитрый Стефан не сдавался и начал действовать по-иному. Он сумел познакомиться с матерью Ирены. Увидев однажды, как пани Ольшинская направляется с младшими девочками к старому замку, пошел следом. Присев поодаль, развернул газету «Зольдауер цейтунг», а сам наблюдал за девочками. Халина и Ядя нарвали цветов клевера и ромашки и попытались сплести венки. Но венки то и дело рвались. Тогда Стефан подошел, поздоровался с пани Ольшинской, которая штопала, и сказал девочкам:
— Цветы для венков следует собирать с длинными стебельками. Вот такие. — Он сорвал несколько ромашек, ловко сплел из них ровный полукруг и подал девочкам.
Пани Ольшинская приветливо улыбнулась. Так они познакомились. Пекарь понравился матери своей обходительностью, разговорами о боге. А вскоре он рискнул заявиться к Ольшинским и принес в подарок буханку хлеба.
— Почему мне? За что? — растерялась Ольшинская.
— Дорогая пани Ольшинская, я не могу видеть, как голодают ваши дети. Хлеб я взял у немцев, грех невелик, так что не стоит об этом говорить.
— Воровать всегда грешно. Сколько он стоит? Я уплачу.
— Ну, что вы, пани Ольшинская. Я же от чистого сердца. Надо помогать ближним. Вспомните, как говорится в евангелии. — Стефан набожно закатил глаза.
— Коли так, то спасибо, пан Брошкевич!
С этого дня Стефан стал для матери своим человеком. Он приходил в дом, выкладывал из карманов на стол белые булочки, которые отдавали жаром, словно только что из печи. Потом появились кульки с мукой, сахаром.
Ирена не поверила своим глазам, когда впервые увидела на столе эти душистые булки. У нее даже закружилась голова от их запаха.
— Ой, мамо! Откуда такое богатство?
— Ешь, Ирена, ешь, — мать опустила глаза.
Ирена насторожилась.
— Мамо, откуда у нас белый хлеб?
— Не бойся, не украли.
— Я не стану есть, пока не скажете.
— Ну, выменяла… На отцовский костюм.
— Костюм! — Ирена ахнула. Кинулась к шкафу. Единственный отцовский костюм, который они берегли, висел на месте.
— Откуда хлеб? Откуда хлеб, я спрашиваю?! — закричала Ирена.
— Не кричи… Его принес пан Стефан.
— Стефан?!
— Да. Он добрый парень.
— Добрый?! Он?! Я вас умоляю, мамо, никогда ничего у него не берите. Слышите? Я не хочу, чтобы он сюда приходил!
Пани Ольшинская испуганно смотрела на дочь, бледную, в слезах, и сказала примирительно:
— Хорошо, доченька, я ничего не возьму больше. Как ты хочешь, так и будет. Только успокойся. А про пана Стефана ты все же зря. Он заботится о ближних.