У птенцов подрастают крылья
Шрифт:
Наша сцена начиналась с игры Чичикова и Ноздрева в шашки. Так же, как перед сценой с Пацюком, выступил Николай Дмитриевич и вкратце рассказал, о чем будет идти речь.
Мы уселись за столик. Я чувствовал, что сердце у меня так колотится, вот-вот разорвется. Перед глазами плавали сине-красные круги. Ведь это было мое первое выступление на сцене.
Вот зашелестел, раздвигаясь, занавес.
Я искоса глянул в зал, но не увидел ничьих лиц: одни какие-то белые расплывчатые пятна.
— Говори, говори, — зашептал мне Толя.
—
— «Знаем мы вас, как вы плохо играете!» — лукаво ответил мне Толя — Ноздрев.
— «Давненько не брал я в руки шашек», — повторил я.
— «Знаем мы вас, как вы плохо играете-с!..»
Задорный, даже какой-то бесшабашный голос Тольки да и весь его вид, такой лихой, такой самоуверенный, ободрил и меня. Страх мой понемногу исчез, и дело пошло на лад. В заключительной сцене, когда Чичиков замечает, что Ноздрев сплутовал, я совсем разгорячился и начал спорить с Толей, будто с настоящим Ноздревым. А уж про Толю и говорить нечего. Под конец он так разошелся и так налетел на меня, размахивая огромным самодельным чубуком, что я не на шутку перепугался: сейчас отколотит! Потом поди доказывай, что это не по Гоголю. К счастью, в самый критический момент задернулся занавес, и я был спасен.
— Жаль, поспешили! Только хотел тебе разок поддать! — воскликнул Толя — Ноздрев, все еще переживая нашу «ссору».
Я не успел ответить. В зале захлопали, занавес раздвинулся, мы начали кланяться. Я кланялся всей публике, но в особенности маме, Михалычу и тетке Дарье; теперь-то я их отлично видел.
Вечер прошел очень удачно. Bee участники радовались, поздравляли друг друга, переживали еще раз, вспоминая особенно удачные места. В передней я нос к носу столкнулся с Маргаритой Ивановной. Она была уже в пальто, видимо торопилась домой.
— Маргарита Ивановна, куда вы так рано? Посидите немножко с нами, вместе пойдем. Мы вас проводим, — заговорил я.
— Нет, Юра, я пойду, — как-то угрюмо ответила она.
И тут только я заметил, что лицо у нее очень расстроенное.
— Маргарита Ивановна, вы недовольны, чем вы недовольны?
— У меня большая неприятность, — ответила она. — Сейчас прибегала соседка из дому, сказала, что кто-то взломал замок в голубятне и утащил всех моих голубей. — Голос у Маргариты Ивановны задрожал, вот-вот расплачется.
Я даже не мог поверить тому, что слышу.
— У вас — голубей? Да как же это? Такая подлость! — залепетал я.
— Вот, значит, нашлись такие, — уже справившись с собой, почти спокойно ответила Маргарита Ивановна. — Горько, Юрочка, то, что это, конечно, кто-нибудь из ребят. — Она глубоко вздохнула, будто ей не хватало воздуха. — Горько, что это ребята сделали, — повторила она. — Пока я здесь с вами вожусь, а ваши же приятели… — Она не договорила, махнула рукой и быстро вышла из училища.
Я постоял секунду и опрометью пустился к своим ребятам сообщить эту
— Найду, ну тогда держись у меня! — воскликнул Толя совсем так же, как и всего какие-нибудь полчаса назад, когда хотел поддать мне своим чубуком.
После того вечера мы, все ребята, с жаром взялись за поиски пропавших голубей. Кажется, весь город обшарили, но голуби как сквозь землю провалились. Наверное, их сплавили куда-то очень далеко, да иначе и быть не могло, иначе бы они сами вернулись в свою голубятню.
В общем, голуби пропали. С этих пор Маргарита Ивановна как-то сразу изменилась — осунулась и приуныла.
Мы решили достать у приятелей и подарить ей других голубей. Но от них Маргарита Ивановна наотрез отказалась.
— Спасибо, ребятки, — сказала она. — Спасибо за участие, за заботу. Но другие голуби мне не нужны. Мне эти дороги были, именно эти. А новых мне не надо.
Так и выбыл из нашей голубиной охоты самый задорный, самый активный участник. Выбыл, и вернуть его мы уже никак не могли.
ПОЗДНЕЙ ОСЕНЬЮ
Пришел я как-то утром в школу. Немножко опоздал. Смотрю: что такое? Весь наш класс во дворе. Спрашиваю:
— Опять в лес за дровами?
— Нет, — отвечают, — в лес, да только не за дровами.
Подбежал Толя. В руках у него папка и коробок с красками.
— Вот здорово, — кричит, — в лес с Николаем Дмитриевичем поедем, этюды с натуры писать будем!
— Какие этюды, что это такое? — спросил я.
— Неужели таких пустяков не знаешь? — с важностью ответил Толя. — Этюд… это — ну как бы тебе попонятнее объяснить? — ну, это небольшой набросок с натуры, набросок красками. Вот это и называется этюд.
— Да мы не сумеем, у нас и красок нет. Мы никогда так не рисовали!.. — загалдели ребята вокруг.
— Ну, Николай Дмитриевич вам покажет, — все так же валено отвечал Толя. — Сначала плохо выходить будет, постепенно научитесь.
— А ты-то сам, ты-то умеешь? — насмешливо спросил я.
— Конечно, умею, — солидно ответил Толя.
В это время из училища вышел Николай Дмитриевич. Он нес целую стопу каких-то плоских ящичков, тетрадок, альбомов.
— Ребятки, помогите мне, один я не справлюсь.
Мы бросились на помощь.
— Вот краски, кисти, карандаши, бумага, тут все есть, всем хватит, — говорил Николай Дмитриевич, раздавая нам необходимые орудия производства.
Мы вооружились карандашами, кистями и двинулись в первый художественный поход. К моей великой радости, Николай Дмитриевич повел нас через Выползово, мимо болота, на котором я каждое лето охотился, прямо к моему заветному лесочку — Кулиге. Дойдя до лесной опушки, мы все остановились.