У птенцов подрастают крылья
Шрифт:
Я рассказал ему, что ловлю зимой разных птиц, держу их в клетке до весны, а как станет тепло — выпускаю на волю.
Продавец расхвалил меня за заботу о птицах и тут же принес и расставил на, прилавке чучела снегирей, щеглов, чижей, синиц — обычных посетителей моей птичьей столовой.
— Зимой-то вы их всех в клетке живыми видите, — сказал он, — а вот на лето неплохо бы завести хотя бы их изображения, так сказать, для памяти, — прибавил он, поглядывая больше не на меня, а на маму. — Не правда ли, сударыня?
—
— Вы совершенно правы, — охотно согласился продавец. — Но вот эти, смею доложить, — и он указал на чучела, — ни корму, ни воды не требуют. И шума никакого, только приятность для глаз. А уж какое ювольствие сынку вашему доставят! — Продавец с нежностью взглянул на меня. — Он, видно, большой любитель птиц. Наверное, ученым будет, путешественником, натуралистом. А такие вот вещи, смею доложить, — и он снова указал на чучела, — помимо художественности, большое воспитательное значение имеют. Так сказать, любовь к природе развивают. И притом, — он доверительно склонил голову в сторону мамы, — недороги, совсем недороги…
— А сколько? — как-то невольно вырвалось у мамы.
— Вот этот снегирь — полтора рубля, а прочие и того дешевле, по рублю. Вся компания пять с полтиной.
— Боже, какая дороговизна! — всплеснула руками мама.
— Дороговизна? — изумился продавец. — Сударыня, да как вам не грех так даже говорить? Да неужели культурное воспитание вашего сына не стоит этих пяти рублей?!
— А я третьего дня в пятый класс экзамен сдал, хорошо сдал, — ввернул я.
— Уже в пятый класс! — изумился продавец. — Просто невероятно. Ну, поздравляю, от всей души поздравляю! Вот вам и подарочек от мамы будет, а кстати, и память о пашем магазине в столь радостные дни. Прикажете завернуть? — И, не дожидаясь маминого ответа, схватил бумагу и принялся заворачивать выставленные на прилавке чучела.
— Да всех-то, всех зачем? — пыталась сопротивляться мама. — Ну, заверните какую-нибудь одну, ну, пару, в крайности.
— Нет уж, сударыня, уж это невозможно, — развел руками продавец. — Если уж брать, так полный ассортимент зимующих пернатых. Вот я еще овсяночку вам добавлю.
— Мамочка, ты не сердись, — вмешался я, приходя на помощь продавцу, — ты пойми, что это не игрушка — это научная коллекция зимующих птиц. Ты понимаешь?
— Ах, я уж ничего не понимаю! — безнадежно махнула рукой мама. — Впрочем, я понимаю одно: нам нужно немедленно уезжать домой. — И мама, расплатившись за покупку, решительно направилась к выходу.
— Сударыня, сударыня, одну минуточку, — преградил ей дорогу продавец. — Разрешите предложить вам, лично вам, одну прелестную вещицу.
—
Продавец с ловкостью фокусника выхватил из-под прилавка плоскую коробку, точь-в-точь такую, как для коллекции бабочек, раскрыл ее… И я онемел от изумления и восторга.
На дне коробки сверкали, как драгоценные камни, какие-то жучки или бабочки. Нет, это не бабочки, не жучки — это птицы, настоящие птицы с крыльями, с головой, с хвостами, только крошечные, величиной с жука или шмеля.
— Это что такое? — не поняла мама.
— Колибри, африканские колибри, обитатели субтропиков, — торжественно заявил продавец.
— Какая прелесть! — не выдержала мама.
— Я же знал, я был уверен, что вам понравится! — торжествующе воскликнул продавец и этим испортил все дело.
Мама сразу опомнилась.
— Да, прелесть… — повторила она, но уже совсем другим, настороженным тоном.
— И не только прелесть, но и последний крик оды, парижской моды, — продолжал продавец. — В Лондоне, Париже, всюду за границей их носят как брошки, прикалывают к платью, к пальто, к шляпе…
— Ну, мне-то не к чему прикалывать, — холодно заметила мама.
— Но когда в театр или в ресторан…
— Мы не в Москве, мы в Черни живем. У нас никаких ресторанов, один трактир Серебреникова.
Я почувствовал, что дело почти проиграно. Попрошу, может, выйдет.
— Мамочка, купи, пожалуйста, ну не себе, так мне, хоть самую маленькую! — взмолился я.
— О! Молодой человек знает толк в птицах, — сразу же поддержал меня продавец, — именно самую маленькую. Вот, например, эту. — И он вынул из коробки птицу величиной не больше грецкого ореха. Вся она сверкала, будто перья ее сами излучали синие, лиловые и золотистые огоньки.
— Но сколько же она стоит? — с каким-то отчаянием в голосе проговорила мама.
— Сударыня, ваш сын — большой знаток. Он будет ученый, натуралист, я уверяю вас… Эта колибри стоит пятьдесят рублей.
— Пятьдесят?.. — полушепотом, как бы теряя голос, переспросила мама.
— Сударыня, ваш сын сделал изумительный выбор. Это редчайший экземпляр. Ваш сын — большой знаток…
— Да, он большой знаток, как трясти деньги, — заявила мама и решительно вышла из магазина. — Сегодня же на вокзал — и домой!
— Мама, а как же к доктору? — попробовал я пустить в ход последнее средство.
— Никаких докторов! Я отлично понимаю, в чем дело. Доктор — это лишний день в Москве. А там еще и слона купим. Никаких докторов.
Мы вернулись в гостиницу, уложили вещи и в тот же день вечером отправились на Курский вокзал.
Свою коллекцию птиц я не выпускал из рук. Не доверяя носильщику, сам внес ее в вагон и бережно положил на полку.
ДОМОЙ