У рыбацкого костра
Шрифт:
– Есть. Но удилища нет. Срежь ореховый прут, да не тот, а вот этот, здесь длинного не нужно.
Семен стал суетливо срезать орешину. Пока он это делал, Володя успел вытащить еще двух карпов, а я - одного.
Семен наладил удочку, попросил Володю насадить червя и заб- бросил. Конечно же, он сразу угодил в осоку. Только испортил червя. Сделал еще попытку забросить. И снова угодил в осоку. Наконец, он попал на чистое место и замер…
У нас кончилось курево.
– Вон народ идет, наверное, на поезд. Пойди попроси хотя бы пару папирос, - сказал мне Володя.
– Нет, уж лучше ты иди.
– Да
Склонившись над самой водой, Семен только зашипел:
– Нет уж сами бегите, я вам не мальчик и курить не хочу! И вообще тише - у меня клюет!
Мы с Володей поймали еще по карпу, и вдруг клев совсем прекратился. Мы посидели пять-десять минут, потом насадили покрупней червей и улеглись на плаще. Повалялись на траве, погрелись на солнышке… Только сейчас мы обратили внимание на то, как сладко пахнет кашка!… Как музыкально гудят в траве шмели! Как изысканно свистит где-то в кустах иволга!…
– Эй, где же ваш поплавок?
– заорал Семен.
Володя бросился к своей удочке. Червь на ней был сорван. Володя быстро насадил нового большого червя и забросил на прежнее место. Поплавок сразу же стремительно заскользил по поверхности воды в кусты. Володя слегка подсек. Я почувствовал: на его удочку попалось что-то крупное. Походка пойманной рыбы была совсем не похожа на упорный, но спокойный ход карпа. Леска резко полоснула по воде вправо, потом влево. Володя взял ее в руки и стал осторожно тянуть к себе. Вдруг она стала легко поддаваться. Мы замерли: большая черная щука, как загипнотизированная, послушно шла к нам по самой поверхности воды. Она даже помогала Володе тащить себя, чуть-чуть работая хвостом. Рванись она вбок, и все пропало, ведь на леске не было металлического поводка, да и сам крючок был очень мал. Но щука подошла к самому берегу и стала. Володя таинственно, как колдун, стал нагибаться, держа в одной руке леску, а другую занося над головой щуки. Когда его рука дошла до самой воды, он схватил щуку за голову, под жабры и единым махом выкинул на траву. Мы повалились на берег, чтобы не дать ей скатиться в воду.
– Ну, братцы!
– опомнившись, сказал Володя.
– Нам пора домой. Уже одиннадцать часов, а мне нужно быть в Москве в два. Пока переоденусь, помоюсь…
– Да, надо ехать, - поддержал его я.
А Семен… Семен сидел на берегу болотца, он забросил все три удочки и ждал клева.
– Семен!
– крикнул Володя.
– Поехали.
– Подождите минут десять, я сейчас…
– Нам пора…
– Ну подождите и, главное, не кричите.
– Нам надо ехать…
– Ну подождите. Я же вас ждал. В конце концов, вы хоть раз в жизни можете поступить по-товарищески?…
– Да причем здесь товарищи?… Просто нам надо на работу.
– Ну и поезжайте, - вдруг зашипел он, - только оставьте меня в покое и не галдите!… Умеет же Володя водить машину. И права у него есть. Вот и катите…
Это было настолько неожиданно, что мы на минуту застыли, раскрыв рты.
– Ты это что, серьезно?
– Да замолчите вы! Конечно серьезно. Поезжайте!…
– А как же ты?… Ведь отсюда до станции километров семь!
– Доберусь!
И мы поняли: уговаривать его бесполезно. Собрали свои пожитки, сели в машину. Объехали вокруг болотца и появились с другой его стороны, как раз напротив Семена. Я помахал ему рукой.
– Да не маши ему, напрасно!
– сказал Володя.
– Нашего полку прибыло…
Ярослав Смеляков на рыбалке
Ярослав Смеляков очень поздно - почти в пятьдесят лет - пристрастился к рыбалке. Но полюбил ее беззаветно. Человек острого ума, щедро наделенный чувством юмора, на рыбалке нередко становился совсем ребенком.
Весной 1962 года мы ловили рыбу на Плещеевом озере, там где некогда Петр I еще в отрочестве своем сделал попытку создать русский флот. Мы подъехали к берегу, противоположному древнему городу, поставили моторку у травы и приступили к ловле. В лодке пятеро - лодочник, Я. Смеляков, В. Костров, моя жена и я. У Смелякова что-то не клевало. А моя жена каждую минуту просила меня:
– Надень червя!
Я надевал. Она забрасывала удочку по-женски, через голову, и каждый раз попадала в самые водоросли. Я шипел на нее:
– Перебрось, там только крючки отрывать!…
Она вытягивала удочку, и на ее крючке оказывалась рыбешка. Она снова просила меня:
– Надень червя.
Я снова надевал, она забрасывала в траву и снова вытаскивала рыбешку. У Ярослава по-прежнему не клевало. Он мрачнел, мрачнел, наконец не выдержал и:
– У какой-то дурехи-девчонки каждую минуту на крючке рыбка, а у меня, большого советского поэта, - ни одной!
Действительно, рыба совсем не хотела считаться с тем, кто ее ловил…
Через несколько дней Ярослав пригласил меня на рыбалку в Тарусу, где он снимал дачу…
Когда я проснулся на рассвете и вышел в огород, то увидел его там. Вид у Ярослава был праздничный.
На нем был новый костюм светло-серого цвета, ослепительно белая рубашка. Он яростно копал землю лопатой, разламывал руками крупные комья земли, собирал и складывал червей в банку. А вокруг суетливо бегал его пасынок Алешка и упрашивал:
– Дядя Яр, возьми и меня на рыбалку! Дядя Яр, возьми и меня на рыбалку!…
Ярослав, как это он хорошо умел, крепко выругался и:
– Как червей копать, так дяде Яре, большому советскому поэту, а как ловить рыбу, так тебе!…
Алешку на рыбалку он так и не взял…
Мы подплыли к дальнему берегу Оки, заросшему кугой, бросили якорь. Рыба клевала из рук вон плохо - за три часа мы с трудом наловили на жиденькую уху. Одну мелочь.
И вдруг мой поплавок стал медленно притапливаться. Решив, что это берет крупная рыба, я осторожно подсек и почувствовал на удочке тяжесть добычи. Но на крючке оказалась не рыба, а толстая веревка. Я стал ее тянуть и вытащил плетеную из ивняка огромную вершу.
Видимо, она очень долго лежала на дне. Когда мы с трудом втянули ее в лодку, почти до половины она была наполнена жидким илом, а по нему ползал большой черный рак и прыгали две крупные плотвицы.
И тут произошло то, чего я никак не ожидал. Ярослав бросился к верше, нырнул в нее с головой, просунув руку в горловину.
Дрожащими от волнения пальцами ловил он подпрыгивающих на иле рыб. А на его новый светло-серый костюм и ослепительно белую рубашку текла грязь. Рукава пиджака, воротник, спина покрылись илом.