У рыбацкого костра
Шрифт:
Шел плот легко, тихо. На нем, как обычно на таежных плотах, было седелышко-скамеечка, на котором и восседал рыбак-пас- сажир. При транспортном средстве было легкое, длинное весло.
Мне долго пришлось совестить, корить старшего сына, выманивая у него плот-игрушку. Наконец Сергей сдался, с неохотой причалил к берегу и передал мне весло и свой спиннинг - ведь должен же был и я тоже поклониться лесной воде.
Заброс. Блесна ложится возле травы, рядом с причалом… Раз- раз-раз… - небыстро вращается катушка, и тут жу тупой окуневый удар-остановка по блесне.
Окунек пузатенький, ершистый, как почти все окуни в небольших чистых таежных водоемах.
Сергей с берега требует пощадить его и вернуть ему транспортное средство и снасть. Я подчиняюсь. Сын отъезжает чуть подальше, и там повторяется все то же самое: заброс - окунь, заброс - окунь.
Хватит! Рыба на уху есть. Озеро, хранимое честным человеком, щедро и благодарно.
Уха в котелке на костре. Рядом с кострищем и сухими чурочками для костра столик, лавочка. Ужинаем тут же, на воздухе, затем пьем лесной чай, любуемся озером и, конечно, сказочной избушкой.
У избушки стопочкой-поленицей сухие дрова для печурки. На стене, снаружи, под навесом крыши, удобно пристроена пила, рядом так же ловко прилажен топорик, как на инструментальном стенде в мастерской. Тут же котелок, чайник для тех, кто придет в лес без своей посуды.
Игрушечное оконце избушки глядит на озеро. На стекле оконца прощально посвечивают последние цветные полоски августовской вечерней зари, а на воду у причала, где стоит плот, только что упал желтый березовый лист - первая весточка-письмецо близкой северной осени…
Чебусозеро
Чебусозеро было совсем недалеко от нас, но отправился я на него лишь по осени, когда сыновья уехали в Москву. Я дождался этой поры и пошел к знакомому лесному озерку один, чтобы не расстраивать своих мальчишек, не напоминать им еще раз эту грустную историю…
Еще совсем недавно дорогу на Чебусозеро знал только один рыбак - Марк Алексеевич Калинин. Конечно, тропа к Чебусозеру была известна и другим жителям нашей деревушки, но так порешил сельский сход: оставить это озерко за дедкой Марком и больше никому не досаждать той таежной воде - озерко невелико и лишний человек там внесет только смуту, да и до разору недалеко даже при двух рыбаках, кормящих рыбой свою семью…
Так и кормился с Чебусозера разной рыбешкой только дедка Марк, кормился и весной, когда открывался-оживал ручей-речонка, кормился и летом, почти до самой зимы, доставая окуней, щук и тяжелых сорог-плотву с рыбацкого плотика на обычный рыболовный крючок.
Сорогу-плотву ловили на Чебусозере, как и всюду по этим местам, на червя. На червя хватали здесь и здоровущие окуни, ну а самих больших окуней, а к ним и местных щук добывали на сорожий хвост, для чего и приносили с собой на Чебусозеро небольших сорожек-плотвичек с других озер и хвостики этих рыбок насаживали на крючок.
Уж такое было оно, Чебусозеро, что изловить здесь мелкую сорожку для наживки, да и окунька поменьше для рыбацкой ухи на берегу у костра удавалось редко - брала все больше рыба крупная. То ли только она была в этом озерке, то ли было ее здесь так много, что перебивала она у наживки-крючка рыбешку поменьше. Словом, держалась за Чебусозером слава озера только с крупной рыбниковой рыбой, то есть рыбой, идущей на рыбные пироги, рыбники. И уже после дедки Марка его вдова, бабка Лиза, не раз обращалась ко мне с просьбой: мол, пойдешь на Чебусозеро,
Да, велась в Чебусозере крупная рыба, хотя и ловил ее Марк Алексеевич весьма часто и приносил домой всякий раз с озерка в большом количестве. Как уже упоминалось, ловил он эту рыбу и по весне, устраивая в весеннем ручье заборку-перегородку, а оставленный в заборке проход перегораживал сетевой ловушкой. Казалось, совершал тут дедка Марк преступление, вмешиваясь в весенние дела - нерест рыб Чебусозера. Но так только казалось. Далеко не вся рыба заходила в ловушку. Надо знать, видеть ког- да-нибудь в воде рыбу, чтобы понять, как находят те же щуки, поднимающиеся по ручью к местам нереста, дорогу-проход в любой преграде. И тут многие щуки обходили ловушку дотошного рыбака и все равно достигали озера, и только редко какие, больше дурные, по мнению наших старинных рыбаков, все-таки попадали в поставленную на них снасть и доставались добытчикам. Так и промышлял рыбу хозяин Чебусозера в весеннем ручье, но уже к берегам, где нерестовая щука открыто, доступно почти для любого ловца, гуляла-терлась, никогда не совался - вот здесь-то и соблюдалось строгое правило жизни: беречь рыбу по весне, когда она живет-плодится.
И берегли. Берегли вместе с рыбой и само озеро. И жила она, эта неглубокая таежная вода, жизнь в которой так легко можно было нарушить, вычерпав ее разом всю до дна.
На Чебусозере при жизни Марка Алексеевича я не бывал, но ничего на земле не вечно - простился навсегда со своим озером и старый рыбак. На похороны отца приехали из города сыновья, помянули родителя сначала, как водится, за столом, а там продолжили поминки и на родовом озерке. Так и я узнал тропу к этому таежному водоему. Ну ладно бы мне одному открылась тог да дорога к кладовой дедки Марка, сберег бы я озеро. Но вместе с наследниками Марка Алексеевича отправились к поминальной ухе на Чебусозеро и прочие гости, не связанные с нашей деревушкой никакими договорами, закрепленными сельским сходом.
Озеро поразило всех своей щедростью. Уху мы варили из таких окуней, которые отказывались влезать целиком в большой «семейный» котелок - рыбу помельче, как раз для ухи, никому так и не удалось поймать. У кого-то щука порвала леску, у кого-то окунь-гигант обломал конец удилища, у какого-то рыбина стянула с плота всю снасть целиком. Словом, Чебусозеро показало себя. И его, конечно, запомнили. Запомнили и следующей весной нагрянули с семьями, и не в ручей, где помаленьку полавливал щук, какие поглупей, старый рыбак, а к берегам, затопленным полой водой, где среди кустов и кочек, оступившихся в весеннее озеро, нерестились щуки… За щукой досталось, видимо, и местным окуням, а там и плотве-сороге, что так же, как щуки, открыто играла свои весенние игры-нерест у седой стены прошлогоднего тростника, играла в былые времена так яро, что этот тростник от трущейся сороги-плотвы ходил ходуном.
После первого весеннего сетевого разбоя озеро сразу притихло, и теперь доставать здесь рыбу для рыбного пирога бабке Лизе приходилось с очень большим трудом. Новая весна - новый разбой, и Чебусозеро стихло совсем. Не могли, конечно, не могли грабители выгрести здесь всю рыбу, но рыбы в озере не было: не было на червя, на хвостик, и только спиннингом после нескольких часов ювелирной работы выловил я небольшого щуренка…
Что случилось? Почему озеро замолчало совсем? Погибло или притихло, обиделось и теперь не отвечает даже порядочному человеку?