У Шивы длинные руки
Шрифт:
Почему одни районы города разрушены и заброшены, а другие остались обжитыми, никто точно не знал. Или не хотел знать. Прошла война, кто-то кого-то убивал. Кто с кем? Кто кого? Сплошная неизвестность. Очевидно, наши победили, но кем были наши и кем не наши в этой войне? Та ещё загадка.
Вернувшись в город, мы разошлись по домам. У Лехи небольшая семья – он, старший брат и мать. Об отце никогда не говорил, а я и не спрашивал – если человек не хочет о чём-то рассказывать, то и нечего в душу лезть. Скорее всего, родителя забрала полиция страха, или погиб под колёсами автомобиля.
Дома
В ящике шёл дурацкий женский сериал – кровища лилась рекой, а мать сидела перед экраном и не могла оторваться. Отец почти неслышно листал электронный «Вестник страха». Я, чтобы не мешать, тихонько переоделся и сел за стол, на котором меня дожидался холодный ужин.
Как раз успел доесть жареную картошку, когда пискнул сигнал, оповещающий о том, что сейчас начнётся пятиминутка страха. Бабка подпрыгнула на месте и беспокойно заёрзала на стуле, отец неспешно сложил газету-букридер и пересел на диван, мать отключила телевизор и подсела к нему. Я остался сидеть на стуле – покрепче схватился за него обеими руками – хотя, в сущности, какая разница – всё равно на полу окажешься.
Ещё один короткий сигнал – и на меня навалился приступ панического страха. Перед глазами поплыл коричневый туман, ногти впились в стул с такой силой, что показалось, будто пробили пластик насквозь. Страх заполнил меня, словно я был кувшином, а он водой. В итоге я отключился – каждый раз происходит одно и то же.
Очнулся в луже собственной блевотины – нужно было пораньше пожрать. Картошку жалко – с отцом волокли два мешка от самого рынка на своих горбах. Поднявшись, увидел, что мать с отцом тоже приходят в себя. Бабка ползала по полу, подметая его седыми растрепанными волосами, и мычала.
После пятиминутки страха ничего не хотелось, лишь бы доползти до кровати и спать, спать. Уже положив голову на подушку, вспомнил недавний вопрос Лехи. Зачем люди боятся? А вот хрен знает зачем! Надо – вот и боятся. Каждый день по пять минут. Пять минут страха продлевают вашу жизнь на полчаса, – это говорят везде, и по радио, и в ящике.
Ночью, как обычно после сеанса страха, снилась муть – всю ночь не то от кого-то убегал, не то за кем-то бежал. Утром, проснувшись, услышал бабкин крик – после вчерашней пятиминутки началось обострение.
– Они питаются нашим страхом! – орала бабушка, бегая по комнатам. – Жрут наши чувства! О! О! Вы чувствуете пустоту? Вы пустые куклы, они выпили ваш страх!
Ей кажется, что над нами кто-то есть, кто-то, кому необходимо, чтоб мы боялись. Существо, которое питается чувствами людей, их страхом. Раз боимся, то, значит, это кому-то нужно. Ну, я-то знаю для чего – чтобы жить. Нет, что ни говори, а у бабули с каждым днём крыша съезжает всё дальше и дальше.
Мать с отцом всё же угомонили её, вкатив полкубика успокоительного. Бабка уснула, и отец перенес её в спальню. Позавтракали, отец с матерью ушли на службу, а я со спящей бабулей остался дома.
Недавно закончил школу, на работу меня ещё не брали, пока не оформлю все документы, вот и отдыхаю. Целыми днями предоставлен сам себе, если,
Не успел помыть посуду, в дверь позвонили. Конечно же, это Леха, больше никто не приходит. Открыл и увидел, что он сегодня очень странный. Таким был, когда нашёл в старом городе остатки скелета, одетого в броню, когда увидел, как двое полицейских волочили по улице молодого парня. Никак Леха снова увидел ещё что-нибудь пугающее. Или очень интересное.
– Доброго страха! – поприветствовал я.
Впустил товарища в квартиру, и тот молча прошёл на кухню.
– Ну, чего там ещё нашёл? – спросил я, заваривая чай.
– Долго рассказывать, – ответил Леха, и снова погрузился в молчание.
Выпили по чашке чаю.
– И сколько молчать будем? – сказал я, налив ещё по одной.
Леха поднёс чашку ко рту и произнёс в неё, будто в микрофон.
– Сань, ты когда-нибудь пробовал не бояться?
Я аж поперхнулся чаем. Не бояться? Пробовал ли я не бояться? А пробовал ли я не дышать? Совсем сбрендил! Не старый хрыч маразматический, а шестнадцатилетний пацан. Головой ещё думать и думать, а она, похоже, уже перестала работать.
– Дурак, что ли? – я поставил чашку на стол. – Как это – не бояться? Во время пятиминутки не бояться?
– Есть люди, которые даже во время пятиминуток не боятся, – Леха все продолжал заглядывать в свою чашку, будто там интересное кино показывали.
– Ладно гнать-то! – я отодвинулся от стола, развернулся и включил плеер.
Музыка ворвалась в помещение жесткими гитарными рифами, пропущенными через дисторшен. Отец говорил, что лишь народная музыка способна пережить тот хаос, который царил здесь лет двести назад. И действительно, гитарам уже незнамо сколько веков, а вся эта электроника их так и не заменила. Из народных мотивов любил больше всего песню «Шашкою своею рубит в фарш врагов», правда, за шумом визжащих гитар слов там не разобрать.
– Сделай потише, – проорал мне в ухо Леха. – Не люблю такой музыки.
– Что ты вообще понимаешь в народной музыке! – я убавил громкость. – Это очень старинная песня. Говорят, ей не одна сотня лет.
– Да знаю я. – Леха сделал кислую рожу, будто лимонов объелся. – Даже слышал один из первых вариантов. Мне отец давал послушать. У него такая штука старинная была.
– Патефон?
– Нет, патефоны вообще в каменном веке были. Тоже плеер, но музыка на дисках записана, а не на кристаллах. А песенка та мне намного больше понравилась. Там гитар и вовсе нет, и даже слова другие, хотя мотив тот же. – Леха напел, жестоко фальшивя. – Прилетит к нам волшебник, в голубом вертолете, и бесплатно покажет кино.
– Чушь какая-то! – фыркнул я. – Волшебников не бывает! А голубые вертолеты, между прочим, используют спасатели, а не кинопрокатчики. И вообще, кто тебе кино бесплатно покажет? Так я и поверил. Заманят куда-нибудь и запугают до смерти.
– Да в том-то и дело, что тогда люди не боялись, Вот ты пробовал не бояться? – Леха снова затянул свою бодягу.
– Как можно не бояться, когда страх тебя насквозь пропитывает? – меня аж злость взяла от этой тупости. – А главное, зачем не бояться? Ведь известно – пять минут страха удлиняют жизнь на полчаса.