У Шивы длинные руки
Шрифт:
– Ах, Рон, когда же ты заведешь меня по-настоящему? – она провела ладонью груди.
– Скоро, Хлоя! – Рон приподнялся на локте. – Я обдумываю одну программу. Когда ё доработаю, сможем любить друг друга так же, как и раньше.
Хлоя заглянула ему в глаза.
– Мне хочется не графическое тело, а живое, – сказала она. – Мы сможем, когда-нибудь выбраться отсюда?
– Вот об этом я и говорю, – улыбнулся Рон. – Когда-нибудь снова будем живы, дорогая. Перестанем быть иллюзией.
– Правда, Рон?
– Да. У нас
– Ты хочешь перенести нас в живые тела?
– Да, дорогая. И будем жить счастливо, пока …нас снова не закупорят в Терминале Памяти.
– Скорей бы уж вернуться! Я соскучилась по настоящей любви. И по нашему сыну. Знает ли он о нашем существовании?
– Но будь готова к тому, что это сборище импотентов нас снова вернет в Терминал Памяти.
– Да я готова тысячу раз подряд умирать. Лишь бы между этими смертями была бы хоть одна ночь, проведенная с тобой в реальности. Лишь бы увидеть хотя бы одним глазом сына.
Хлоя оседлала его, и они продолжили тестировать новые тела.
Киндер-сюрприз
Стас стоял перед огромной ТВ-панелью и наблюдал за действием, происходящим по ту сторону реальности. Уже в третий раз прокручивал эту запись. Было страшно на это смотреть, и в то же время манило к экрану. Грязь притягивает, так говорил Учитель, седой старец, которого слушались все ученики.
Откуда взялась эта запись, не знал, просто нашёл флешку на столе. Наставник иногда незаметно оставлял учебные фильмы. Но это не учебный фильм. Это грязь. Стас не мог понять, зачем нужно подкладывать эту запись.
Снято скрытой камерой. Скорее всего, установленной службой безопасности в частной квартире. Такую не заметишь при всём желании. Будешь курить сигарету и тыкать ею в глазок камеры, думая, что это пепельница.
Виден угол комнаты. На одной стене огромная плазменная панель, на другой небольшой бумажный листок с рисунком, видимо, карандашным, – женское лицо, красивые глаза, улыбка. Больше на той стене ничего нет, лишь этот набросок. В углу – кровать. Огромная, необъятная, непонятно, для чего нужна таких размеров. На ней можно спать вчетвером.
Суховатый голос диктора с панели говорил:
– С нового года заводить детей разрешается только городским жителям после того, как внесут госпошлину в размере ста тысяч рублей. А ещё через год сумма будет увеличена в три раза. Нарушители закона будут лишаться гражданства.
В комнату вошёл мужчина лет двадцати пяти.
– Ага, щас! Разбежался! – сказал и выключил телевизор.
Вышел из комнаты и появился снова с бутылкой вина и двумя бокалами. Вместе с ним в кадре оказалась молодая женщина. Мужчина разлил вино по бокалам. Бутылку поставил на пол, а второй бокал подал женщине.
– За любовь. А
– Ах, а в аду сейчас тепло! – с улыбкой сказала женщина и отпила вина.
– А нам и в раю сейчас жарко будет.
Мужчина взял из рук женщины бокал и поставил оба на пол, рядом с бутылкой. Снял футболку и бросил на кровать, обнял женщину за талию и притянул к себе.
– Дорогой, предохраняться будем?
– В любви все средства хороши!
Они упали на кровать.
– А как же закон?
– Плевать на законы.
Внезапно включилась телевизионная панель.
– Через пять лет за нарушение закона о сокращении рождаемости будет введена смертная казнь! – сказал диктор.
Рука мужчины свесилась с кровати. Пальцы сжались на горлышке бутылки. Ещё секунда – и бутылка полетела в телевизор. По экрану побежала сеточка трещин, а по стене потекло недопитое вино, красное, словно кровь.
– Я люблю тебя!
– Я всегда тебя любила!
***
– Ты видел, чем занимались эти люди?
Стас вздрогнул и развернулся. За спиной стоял Учитель.
– Да, Учитель.
– Ты понял, что они делали? – голос Наставника был таким, что Стас не сомневался – это экзамен.
– Они любили.
– Какая мерзость! – поморщился старик. – Да, любили!
– Но ведь любовь…
– Да, любовь запрещена законом. Эти люди преступили закон. Ты знаешь, кто это?
– Нет, учитель.
– Это твои родители.
– Родители? Разве у меня есть родители?
– Были. Как и у меня. Но когда я родился, любовь ещё разрешали.
– А где сейчас мои… родители?
– Их казнили. Сначала отца. А потом мать, сразу после родов.
– Казнили? Но ведь там… диктор говорил, что казнь введут только через пять лет.
– Отягчающие обстоятельства, сопротивление стражам порядка и ещё много… в итоге обоих…
– А меня…
– А тебя отдали в наш приют.
– А почему нельзя любить? Нам этого не объясняли. Лишь говорили, что нельзя. А почему нельзя?
– Ты наконец созрел для этого вопроса. Понимаешь, Стас, неизвестно какими родятся дети порочной любви. Часто такие получаются некачественными. Никуда не годятся, обуза для общества. А современное общество должно быть идеальным.
– А я… тоже… некачественный?
– Мы работаем над твоим воспитанием. Сделаем из тебя полноценную личность.
Стас посмотрел на Учителя и промолчал. Вдруг захотелось взять что-нибудь потяжелее и раскроить череп этому человеку. Но сдержался – ведь тогда его могут аннулировать, как всех дефектных. А чувство, вспыхнувшее в груди, мальчик запомнил и сохранил, еще пригодится в будущем.
По экрану ТВ-панели поползла текстовая реклама:
«Инкубатор «Киндер-сюрприз» – только приятные сюрпризы! Дети без багов и глюков!»